Сейчас, с ясной, незамутнённой транквилизаторами и ядовитыми таблетками Вонголы, головой, я могла попытаться проанализировать все события, произошедшие с того самого момента, как я покинула подсознание Тсунаёши.
Понимающая И-пин оставила меня в одиночестве, отправившись в свою комнату, чтобы подготовиться к завтрашним занятиям. Я же дохромала до письменного стола с кучей ящиков и достала из своего рюкзака пухлый скетчбук с неразрисованными страницами.
Помассировав виски, я начала записывать все вещи, которые мне казались странными или подозрительными. А их было весьма много. Начиная с вопроса, зачем Тимотео было пытаться убить Занзаса ещё в детстве, и заканчивая причинами того, что Тсуна ни с того ни с чего воспылал к Емитсу любовью и уважением, а меня наоборот резко перестал воспринимать как авторитет.
Ведя записи, я никак не могла уловить момент, когда всё покатилось к чёрту. Ощущение, что этот процесс происходил… всегда? Ничего не понимаю…
Ведомая интуицией, я на чистом листе начертила временной луч, похожий на те, что я рисовала на уроках истории в далёком детстве. Исходной точкой послужил момент моего рождения в прошлой жизни. Затем я методично расставляла на луче деления, приблизительно отображающие важные даты. Проблема в том, что переживания последних лет были настолько сильные, что на их фоне воспоминания о прошлой жизни стали меркнуть и как бы выцветать. Я плохо помню лица родных. Остались какие-то фрагменты: потрясающая выпечка матери, которая, будучи трезвой, любила готовить… спелая клубника, заботливо выращенная бабушкой… звонкий смех сестры…
Почти восемнадцать лет прошло с тех пор, как меня подстрелили на главной площади города. Положа руку на сердце, я с уверенностью могу сказать, что та жизнь для меня чужая. Леви был чертовски прав говоря, что человек абсолютно ко всему привыкает.
Я настолько привыкла к мафии, к тому, что жизнь висит на волоске, и к тому, что в любой момент нужно будет всё бросать и ехать на другой конец мира, что слабо представляю, как можно жить по-другому.
Это страшно. Я не хочу забывать то, с чего всё начиналось. И ещё больше я не хочу забывать, кем я была и что потеряла.
Из-за таких размышлений я несколько расклеилась. Причём настолько, что И-пин, зашедшая, чтобы позвать меня на ужин, и увидевшая меня в слезах, здорово перепугалась. Я терпеливо объяснила ей, что слёзы — это нормально и не значит, что тебе больно или плохо. Просто иногда наступает момент, когда эмоций настолько много, что они требуют выхода. Девочка покивала, принимая мои слова к сведению, и пригласила меня к столу.
— Чем занималась? — добродушно спросил Фонг, когда я прихромала в столовую.
— Пыталась разобраться во всём, что пережила, — честно сказала я, приземляясь на ближайший к выходу стул. И-пин сразу поставила мои костыли к стене. Я тихо поблагодарила девочку.
— И как успехи? — поинтересовался Антонио, ставя передо мной стакан с апельсиновым соком.
— Честно? Я пока не знаю, — вздохнула я, накладывая себе греческий салат. Явно Тони готовил.
— Поясни, — попросил Фонг, внимательно глядя на меня. Интуиция зашевелилась, отмечая, что мою ауру сканируют, но я посоветовала ей замолчать.
— Я не могу понять, что в моей жизни пошло не так, — я сокрушённо покачала головой. — Казалось бы, стараешься как-то стабилизировать свою жизнь, а потом происходит какая-то мелочь, и всё летит к чёрту.
— Почему ты именно сейчас решила этим заниматься? — Фонг явно заинтересовался.
— Потому что чувствую, что на моё сознание не влияет что-либо извне, — уверенно сказала я. Наставник И-пин широко улыбнулся и мы приступили к ужину.
А затем я вернулась к своим записям. Достала коробку с благовониями и зажгла ароматическую палочку с запахом лаванды, который помогает мне сосредоточиться. Затем поставила перед собой толстую, молочно-белую свечу, которую также зажгла. И только потом взяла в руки нефритовый маятник на тонкой серебряной цепочке, который выбирала уже здесь, в Китае, прислушиваясь к интуиции.
Теперь пора задавать вопросы своему подсознанию.
«В какой момент времени меня сбили с выполнения планов своей души?»
Ответом послужили две даты: день моей смерти, и день, когда родилась Екатерина Романова. И с первым и со вторым всё предельно ясно. Я не должна была умирать в июне, но раз так произошло я должна была родиться… а в августе ли?
Быстро достав одну из своих таблиц, я выяснила, что Катя должна была родиться никак не раньше октября. Кто-то или что-то спровоцировало преждевременные роды. Как минимум это означает, что на мне висит вредоносная инграмма момента рождения…