День выдался тяжёлым. За светлое время второй батальон сто первой бригады почти «сточился», отбив три вражеских атаки и дважды переходя в контратаку. К сумеркам к деревне наконец пробились подразделения тринадцатой интернациональной бригады — и мы перешли в контратаку в третий раз. Патронов и гранат у нас почти не было и мы схлестнулись врукопашную: испанские фалангисты и коммунисты сто первой, интернационалисты-поляки Йозефа Шенбаха и мавры-регулярес. Страшное это дело. Никому не пожелаю.
Но деревню мы всё-таки отбили целиком, закрепившись в проложенных по фруктовым садам ирригационным каналам. А мне вот не повезло: после полуночи на мобилизованной крестьянской повозке, запряжённой осликом, я, вместе с другими ранеными, отправился туда, откуда вышел нынешним утром: в госпиталь де Монсеррат. Неглубокая резаная рана на груди почти не беспокоила, а вот проткнутое мавританским кинжалом прямо над вывихом плечо крепко ныло, вызывая нехорошие мысли о заражении крови. В магазине «Астры» «на всякий пожарный» находились два последних патрона. Надо бы добыть ещё…
[1] Напоминаю, что в нашей истории франкисты начали наступление на Лериду 31 марта и к описываемому времени большая часть города, кроме нескольких находящихся за рекой Сегре кварталов уже была в их руках. Но в нашей книге из-за затянувшихся теруэльских боёв и ослабления авиационной поддержки негативные события сдвинулись почти на неделю.
[2] Винтовка «Маузер M1893» испанского производства имеет калибр в 7 мм, пистолет «Астра-903» — 7,63.
Глава 34
XХXIV
Испания, Лерида — аэродром Альфес, 5–6 апреля 1938 г.
Госпиталя де Монсеррат на месте не было.
Вернее сказать, само-то здание, пусть и покоцанное осколками, потерявшее часть стёкол, никуда не девалось. Не было именно лечебного учреждения: всех врачей, медсестричек, раненых и кастелянш. Неподалёку от входа стояла на простреленных покрышках медицинская карета скорой помощи — по ней хорошо отстрелялись откуда-то сверху. Наверное, немец: у них в «Кондоре» стрелки хорошие, а расстреливать мирняк и раненых гансы большие любители.
Возле здания суетятся бойцы в изгвазданной республиканской форме: волокут деревянные ящики с позвякивающими стеклом зажигательными бутылками[1], наполненные песком мешки, из которых выкладывают амбразуры. Позади «Скорой помощи» трое народоармейцев спешно копают позицию для траншейного бомбомёта времён Первой мировой.
— Ола! Где медики? — Обращаюсь к ним. — Где раненые?
Парни разгибаются, присматриваются — в ночной темноте разобрать наши лица сложно, знаков различия у меня совсем не видать — спрятаны под лётной курткой, а фуражку я давно потерял, даже не припомню, где.
— Уехали они, на левый берег Сегре уехали! — отвечает боец лет двадцати восьми с виду в вязаной лыжной шапочке. — Наверное, там теперь госпиталь сделают. Где вы были, если не знаете?
— В Альпикаде воевали, ола! Вот приехали лечиться — а не у кого.
— Как там дела, на правом?
— Хорошо дела, камарадос! Когда мы оттуда уезжали — уже выбили оттуда фашистов.
— Бон[2]! Разворачивайтесь и езжайте на север! Понт велл[3] алеманос сегодня разбомбили, поэтому выбирайтесь через железнодорожный!
— Успехов, камарадос!
— Счастливого пути!
Проплутав некоторое время по тёмным улицам мы, наконец, выехали к железнодорожной насыпи и следуя вдоль неё — к уцелевшему мосту. И на этом относительно комфортная — потому что не на своих двоих, а в телеге — поездка и закончилась. Повозке просто не было возможности перекатить через мост: колёса сразу бы застряли между стальными балками. Был вариант — пройти самостоятельно по двум узким пешеходным дорожкам по краям — но то ладно я и ещё один парень-поляк из интербригады: мы-то ходячие. А вот остальные раненые в телеге оказались попятнанными кто в ноги, кто в туловище и двигаться сами не могли.
Возница наш, крестьянин из Альпикаде, напрочь отказался помогать перетаскивать раненых бойцов, что-то доказывая на каталанском. Нет, язык, конечно, родственный испанскому, тоже из романно-иберийской группы — но… Только если собеседник разговаривает медленно и с расстановкой и можно понять. А если горячится и трещит языком, как пулемёт… Ну, это примерно как москвич или ленинградец попытается поболтать, скажем, с сербами. Уверяю — понять, может, и поймёт, процентов десять, а остальное придётся домысливать. Нам домысливать было некогда. Вытянув из телеги плащ-палатку непонятного происхождения, мы с парнем-поляком перевалили на неё первого раненого и потащили, схватив за концы: я — левой рукой, поляк — правой.