Пётр Афанасьевич снял тужурку, под которой оказался сюртук из добротной ткани, с чёрным бархатным воротником и погонами из золотого галуна, белый жилет и тёмно-зелёные брюки-суженки, явно форменные. А на поясе – ого! – короткая шпага. Её Андрей сразу не разглядел под тужуркой. Заметив удивлённый взгляд визитёра, особый агент улыбнулся:
– А как вы думали, к начальству едем. Нужно соответствовать…
Скоро причальный конец отдали, и дирижабль начал плавное движение с набором высоты. Сосновцев припал к иллюминатору. Постышев не мешал, заняв диванчик напротив. Внизу замелькали жилые кварталы, улицы, с двигающимися по ним конными экипажами, автомобилями, пешеходами, которые отсюда, с высоты, казались не больше муравьёв. Дымили фабричные трубы. Человек двадцать первого века жадно всматривался в черты и приметы жизни давно минувшей.
Нет давно 6-й Эскадры военных дирижаблей, да и сами дирижабли в новом времени остались лишь для декора. Их давно вытеснила реактивная авиация, военная и гражданская. И тех фабрик с трубами уже нет, и даже людей, с которыми он разговаривает, смеётся, спорит и даёт показания – их тоже давно нет. Для его времени они история более чем вековой давности. Ан нет – вот оно всё, вокруг. И фабрики, и дирижабли, и люди. Их можно увидеть своими глазами – живых, движущихся, дышащих! Всамделишных!
Неожиданно его внимание привлекла взлётная полоса удаляющегося аэродрома. На ней стоял самолёт. Стоял и раскручивал пропеллер! Всё, что летало, привлекало Сосновского, и сейчас он с изумлением узнавал черты французского аэроплана «Блерио-9». Но ведь великий француз сделал свой самолёт лишь в 1909 году! Значит, прав специальный агент Особой комиссии – полного совпадения в исторических фактах нет. А вот авиация уже есть. Уже расправляет свои неокрепшие пока крылья! Какой восторг!
Он откинулся на сидении. Очевидно, на лице Андрея отразилось столь блаженное выражение, что Постышев только усмехнулся.
И ещё одно непроизвольно отметил визитёр – несмотря на работающие заводы Владимира, дым не застилал небо мутной кисеёй. Андрей напряг память, силясь вспомнить хоть что-либо о городах начала двадцатого века. На ум приходил лишь Лондон с его вечным смогом. Но ведь смог – это сажа, пропитавшая туман. Продукт сгорания угля, пусть даже знаменитого английского кардифа. Да и любой промышленный район, большой город представлялся, прежде всего, колоннадами труб, чадящих чёрными шлейфами. Если это не совсем уже забытая богом сельская глубинка.
Здесь же этого не было. Губернский город, довольно крупный. Позже Сосновцев узнал, что во Владимире имеется и Чулочная фабрика Башева, и Маслобойный завод Вяткина, Горшечный и Гильзовый заводы, да и другие производства. Владимирский вокзал считался мощным железнодорожным узлом. Вон веточка железной дороги, паровозик, словно из мультика, но бежит по рельсам резво. А восточнее – тоже явно крупный населённый пункт, похожий на Владимир. И везде – чистый воздух, голубые небеса. Не испорченный пока мир, не изгаженный ещё. Эх, вот тебе и цивилизация…
В иллюминаторе поплыли квадраты убранных полей, какие-то деревушки. Неожиданно на встречном курсе появился воздушный левиафан, размерами явно превышающий дирижабль крейсерского класса. Под баллоном размещалась длинная гондола с множеством окон – именно окно, а не иллюминаторов. Четыре мотогондолы, яркие цвета, надписи на бортах. Российский триколор на хвостовом оперении. Одним словом, гражданское судно, да такое, что Боинг удавился бы от зависти.
Постышев заметил интерес Андрея:
– Нравится? Пассажирский лайнер, трёхпалубный. Таких всего несколько на всю Россию. Там и ресторация имеется, и спальные места, даже дансинг для желающих. Одних смотровых площадок около десятка. Идёт маршрутом Москва-Тобольск. Да, можно путешествовать с комфортом. К сожалению, воздухоплавание не слишком развито в империи, много других, более насущных забот.
Что за проблемы довлеют над империей, Постышев уточнять не стал. А Сосновцев напряжённо вспоминал – были у России подобные воздушные титаны, или нет? Славились своими цеппелинами немцы, в Европе, а позже и в Америке, их покупали, давали свои имена и запускали на дальние линии. Но происходило это уже после войны, когда начался «золотой век» воздухоплавания. «Граф Цеппелин», «Гинденбург», прочие гиганты – все они бороздили небесные просторы в двадцатые и тридцатые годы, сейчас для подобных левиафанов не время. Или прав Постышев, в истории всё шло не совсем так, как написано в исторических документах? Или просто достижения родной державы не нашли себе места в летописях и хрониках? Такое могло случиться вполне…