— Валюш, ты сегодня самая красивая, — сказал я совершенно искренне.
— Ты не преувеличиваешь?
— Нет, потому что ни у кого нет таких счастливых глаз.
— Ты знаешь, Андрей, мне уже ни капельки не страшно.
— Чего тебе бояться, ты сегодня королева бала. И ты это заслужила. Ты умница.
— Правда! — выглянула откуда-то изнутри на секунду порывистая драчунья. Но следом сдержанно: — Я всем обязана тебе.
— Ну, не забывай, над тобой работал целый творческий коллектив.
— И все же ты — мой профессор Хиггинс.
Танец закончился, и я проводил барышню к праздничному столу. Посадил ее на стул и направился к друзьям, которые уже махали мне руками.
— Слушай, Андрюх, как тебе это удалось? — хлопнул меня по плечу Дима. — Давай откроем пансион благородных девиц? Станем поставщиками Элиз Дулиттлов дворам их королевских величеств. Да вы посмотрите, она готовая принцесса!
— Вот и предложи ей тур вальса.
— Куда мне! Мы ваших академиев не кончали. Я по другой части, — налил он себе шампанского.
— А мне можно с Валей потанцевать, как ты думаешь? — спросил Павлик, смутившись.
— Конечно. И не комплексуй, друг. Помни: «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой».
В тот вечер Валя была нарасхват. Ее наперебой приглашали парни и даже мужчины-учителя. Она кружилась в вальсе, присаживалась за стол и неотрывно бросала в меня умоляющие взгляды. Я отвечал ободряющей улыбкой. Света незаметно ушла после третьего танца, я заскучал. Скоро мне надоели танцы с застольем, пошлые шуточки опьяневших парней, кокетство девушек и я решил уйти по-английски. После душного шумного зала тихая ночная свежесть успокоила меня и настроила на философский лад. Я шагал в гулкой тишине и думал, на что способна любовь простой девушки, даже если она безответна. Какая мощная преображающая сила таится в тихом застенчивом чувстве. Если оно настоящее…
Чтобы не плутать в темноте переулков, я свернул на залитый неоновым светом проспект, где стоял ярко освещенный ресторан. Это новомодное заведение из стекла и бетона построили недавно, сюда тянулись любители разгульной жизни со всего города. На верхней открытой веранде звучала приторная, как шербет, восточная музыка. На лестнице стояли двое пьяных парней в белых мятых рубашках. Один удерживал другого, а тот рыдал и протяжно вопил в пространство: «Людка-а-аяхачу-у-утибя!» Я вздохнул. Ой, ма-а-амочки! Страсти-то какие. А вот этого нам и даром не нужно. Роль бычка на привязи — увольте.
Дома из родительской спальни выглянула заспанная мама и удивилась моему раннему возвращению: «Я думала, ты на всю ночь, до рассвета» — и, чмокнув меня в щеку, скрылась за дверью. На самом деле мама оказалась права. В эту ночь мне не спалось. Перед глазами лежали исписанные листы бумаги, мысли же витали очень далеко. Слова рождались где-то в другом измерении, пронзали невидимую пограничную стену и заливали меня внутренним светом. Рука едва успевала записывать стихи. Рассвет заливал топленым молоком пустынный двор за окном, золотил верхушки берез. В раскрытое окно густой волной проникал горьковато-сладкий аромат цветов и мелодичные трели невидимых птиц.
В ту светлую ночь я не думал, но жил. Передо мной раскрылось великое пространство: от темной бездны до сверкающих синих высот. Я падал вниз, но чьи-то невидимые руки подхватывали меня и поднимали ввысь. Меня ждали засады и сети, для меня готовили сладкое ядовитое вино, уходили друзья, закрывались глаза любимых… Я проживал свою жизнь от рождения до бесконечного будущего — и всюду меня сопровождал добрый свет. Я принимал все, как бесценный незаслуженный подарок. Это было касание вечной любви.
Вдруг я резко встал и подошел к окну. Под нашими окнами стояла Валя в блестящей короне на голове и… молча смотрела в мою сторону. Я махнул рукой, показал жестами, что спускаюсь, подхватил пиджак и вышел во двор. При ближайшем рассмотрении сооружение на ее аккуратно причесанной головке в виде короны состояло из проволоки, обернутой фольгой, должно быть, от шампанского.
— Тебя выбрали принцессой?
— Да, представляешь, эту корону мальчишки сами сделали, — счастливо улыбалась она, рассыпая искры из широко открытых глаз. — Андрей, это все я сделала ради тебя!
— Нет, Валя, не ради меня, — вздохнул я, усаживаясь рядом с ней на скамейку. — Никогда не обещал я тебе взаимности. Да ты сама вспомни, что тебе во мне нравилось? Мышцы и ум? Но это ничего не стоит, если тут (я ткнул пальцем в левую часть своей груди) пусто. Если тут постоянно живет сильная жажда, которую нечем утолить. Что такое мышцы и ум? Так, мясо с мозгами… Завтра мы умрем, и это станет глиной. А тут (снова тычок в грудь) — самое главное. Но как раз в этом месте ничего хорошего сейчас нет.