Альберт (вскочил и подбежал к отцу). Папа!
Ким не просыпается.
(Трясет его за плечи.) Папа!
Ким открывает глаза, осматривается, понимает случившееся, но решительно не знает, что сказать в сложившейся ситуации. Жарков неторопливо собирает листы рукописи, однако он нервничает, и часть листов валится на пол. Альберт подбегает, подбирает их, отдает деду. Жарков собрал листы, пошел в кабинет. Долгая пауза.
Ким. Как это я… Устал на тренировке…
Нина, Альберт ничего ему не ответили.
Ты говорила – хлеба надо купить, я сбегаю. (Нашел авоську, взял из буфета деньги, пошел, но остановился. Сыну, показывая на двери кабинета.) Пойди постарайся отрегулировать. (Ушел.)
Альберт пошел к кабинету деда, постоял у дверей, раздумывая – войти или нет. Решился, вошел.
Жарков. Я бы попросил не мешать.
Альберт. Дед, ты не очень переживай… Отец пришел с тренировки…
Жарков. Выйди, я работаю.
Альберт помялся у двери и вышел в центральную комнату.
Альберт. Не контактуется.
Нина. Давай потихоньку ужин налаживать.
Альберт пошел на кухню, вернулся в фартуке, с кастрюлей и картошкой, которую он стал чистить на краю стола.
(Придвинула к себе работу, пишет.) Как по-испански «вмещать», не помнишь?
Альберт. Вмещать? (Задумывается.) По-моему, контенер.
Нина. Мне надо не по-твоему, а на самом деле. (Встала, идет к книжной полке.)
Альберт. Сиди, достану.
Нина. Ну-ну, хватит из меня инвалида делать.
Альберт. Смотри!
Нина. Смотрю! (Взяла с книжной полки словарь, листает страницы.) Кон… контенер… Надо же, точно! Башенция у тебя!
Альберт. Гений! Задача решалась несложно: если по-французски контенир, по-английски – контейн, то ихний суффикс «эр» – и готово! Кстати, и наш контейнер из этой компании.
Жарков переходит из своей комнаты в центральную.
Жарков. Егорьев как провалился…
Нина. Может, заболел.
Жарков (подошел к окну, смотрит на улицу). Еще один дом жгут. Вчера нарочно подошел поближе – чудесные доски, балки. Дерево сухое, выстоявшееся, лет семьдесят, поди, сохло. Пустили бы в дело. Хоть на те же рамы. Нет, давай, ребята, одним махом пали!
Альберт. Дед, экономически выгодней жечь.
Жарков (подошел к внуку, потрепал его по голове). Все вы теперь знаете… Как дела, домохозяйка? Лето идет, а ты в Москве пылишься. Чего в лагерь не захотел?
Альберт. Надоело: подъем, зарядка… ста-а-новись!
Жарков. Нет в тебе духа коллективизма. Я себя в молодости в одиночку и не помню.
Альберт. Папа хотел в Прибалтику путевки достать.
Жарков. Странно. Сказал – приду завтра, а скоро неделя этому завтра.
Нина. Позвони.
Жарков. У них в новом доме телефон еще не поставили.
Нина. Тогда съезди.
Жарков. Чего я поеду, – может, он просто не хочет. На аркане потяну, что ли.
Нина. Тогда жди.
Жарков (продолжая смотреть в окно). Здорово огонь жрет… Сквер, что ли, будет?
Нина. Наверное.
Жарков. Москва как на дрожжах поднимается. (Ушел.)
Альберт. Слушай, Нина, дед на самом деле писатель?
Нина. А кто же?
Альберт. Ты знаешь, у меня всегда странное чувство. Для меня писатели только те, которые умерли, а которые живут – как будто они еще не писатели.
Нина. А кто же?
Альберт. Так… люди.
Нина. По-твоему, чтобы стать писателем, помереть надо?
Альберт. Не знаю. Может быть.
Нина. Слушай: практический совет. Ты вчера вечером на девятом этаже торчал со своей девчонкой и прочее.
Альберт. Донесли?
Нина. Там телекамеру установили, по четвертой программе показывают. Мой совет: на четырнадцатом есть закуток, превосходный излишек архитектуры, совершенно необитаемый остров. (Берет пачку сигарет, шарит в ней пальцами. Сигарет не оказалось.) Поди стрельни у отца.
Альберт идет в кабинет.
Альберт. Ниночке – сосочку.
Жарков. На! (Отдает начатую пачку.) Отдай все, у меня еще есть…
Альберт. Дед, а мне понравилось, что ты читал.
Жарков. Не будь лживым.
Альберт. Видал? (Кладет в рот шарик от настольного тенниса, будто глотает его, а потом вынимает из уха. Уходит.)