Егорьев садится в кресло.
(Садится к столу, пододвигает рукопись, раскрывает листы.) Набирайся терпения, страдай.
В то время как он пододвигал рукопись и находил нужное для чтения место –
Лева. Кто-то из новых знакомых?
Нина. Наоборот, очень старый. Еще когда отец работал на строительстве, встречались. В тридцатых. Потом потерялись, а не так давно встретились снова. Константин Федорович – специалист в области синтетических стройматериалов, крупнейший.
Лева. Шишка?
Нина. Агромадная.
Жарков (читает). «Зима пятьдесят девятого была некрепкая, развалистая, и даже в декабре переходить реку по льду было небезопасно. А уж чтобы пустить грузовой транспорт, и речи быть не могло. Строительство начало лихорадить…»
Свет в кабинете Жаркова гаснет.
Нина. Тянет, значит, на место преступления?
Лева. Ну вот…
Нина. Ладно-ладно, не буду смущать. Зашел – и спасибо. Молодец. И не пугайся.
Лева. Чего?
Нина. Мужики избегают баб, от которых смываются.
Лева (показывая на листы бумаги на столе). Работа?
Нина. Да. Числюсь инженером в Институте стали и сплавов, а фактически переводчик. Переучилась. Заочно Иняз кончила. (Взяла в руки журнал, показала.) Вот перевожу дискуссию по поводу – какой способ производства стали дешевле: кислородно-конверторный или мартеновский.
Лева (будто заинтересованно). И какой же?
Нина. Откуда я знаю! Весь мир об этом спорит… Видишь, обратно к жизни приобщаюсь. Не бывать бы счастью…
Лева. Самочувствие как?
Нина. Вполне. Говорят, вот-вот – и хоть снова по горам. Ты это дело забросил?
Лева. Ничуть. Нынче маленькой компанией на Ала-Тау собираемся.
Нина. Завидую.
Лева. Ты еще дешево отделалась, Нина. Вспомни Вовку.
Нина. Верно. Такой увалень был, и на тебе – бросился, дурачина, за мной.
Лева. Мы все бросились. А его как-то вынесло вперед… Ты, конечно, не думай, он не из-за тебя погиб. Такой же несчастный случай…
Нина. А может, из-за меня? Он все исподлобья на меня посматривал. Чудной был парень… А ты? Интересно работаешь?
Лева. Сверх! Чудом попал в самый интересный отдел. Везет.
Нина. Везение, Лева, ни при чем, ты способный.
Лева. А там нельзя быть неспособным, Нина. Там такие волшебные условия. И атмосфера… какая атмосфера! Дружная, веселая! Потом – общая обстановка исключительная. Все с нами считаются. Ну, ты понимаешь, у нас не трикотажная фабрика, не кондитерская. Сама понимаешь, какое к нам отношение. Доверяют почти абсолютно. Материально вполне хорошо. Квартирные условия тоже подходящие. Ясли там всякие, садики, детишек мамы-папы хотят – видят, хотят – нет. Парки. Даже свой театр есть. Да-да, настоящий театр, профессиональный. И играют не какие-нибудь примитивки – у нас, знаешь, объяснять прописи некому, все образованные, – а только самые отборные, больше комедии. Мы, люди серьезные, посмеяться любим. Иногда какую-нибудь интеллектуальную затребуем, чтобы потом в перерывах мозги на отвлеченные темы друг дружке об зубы почесать. А главное – люди, Нина, какие у нас люди – один к одному!
Нина. Рай?
Лева. Вроде. Сейчас здесь, в Москве, иду по улицам и думаю: господи, разве это город? Бегут, толкаются, прямо под красным светом между машинами шныряют, милиционер свистит. Какие-то за чем-то очереди, шум, гам.
Нина. А меня когда из Евпатории в Москву привезли, я этот шум-гам как музыку слушала. Видать, насквозь москвичка.
Лева. А я, очевидно, ренегат. Мне везде хорошо, где мне хорошо. (Смеется.) Каждый раз, как из Москвы возвращаюсь, нарадоваться не могу.
Нина. В Москве часто бываешь?
Лева. Стараюсь реже. (Вдруг понял, о чем подумала Нина.) Я не заходил к тебе, потому что…
Нина. Ладно-ладно, не разводи патоку. Я же тебе говорю – рада.
Лева. Искренне?
Нина. А я давно разучилась притворяться.
Шум в прихожей.
Лева. Кто-то пришел.
Нина. Это свой. У всех ключи есть.
Входит Ким. В руках у него сетка с хлебом.
Лева. Здравствуйте, Ким.
Ким. А-а-а… (Быстро оглядел Леву с головы до ног.) Здравствуйте, Лев. (Сестре.) Как отец?