Менандр Николаевич. С чего это у него?
Салов. От рождения, видать.
Менандр Николаевич. Нехорошо.
Салов. Чего нехорошо?.. Вон ты хромой, калека, можно сказать, от тебя жена и то не открестилась.
Менандр Николаевич. Так я в Отечественную…
Салов. Одним словом, Нюркино дело, не наше.
Менандр Николаевич. Это точно. А так-то он как?
Салов. Тихий.
Пьют пиво. С Волги доносится басистый гудок теплохода.
Большой сверху идет. «Илья Муромец» должен. Волга-то стала, Менандр Николаич, а? Магистраль! Теплоходы, пароходы, самоходки, толкачи туда-сюда, а?
Менандр Николаевич. Точно. В двадцатых-то годах самолетские-то чудом красоты казались, а теперь их, голубчиков, и не видно в гуще-то, вымирают… Жалко, тоже красавцы были.
Салов. По высокой-то воде им тяжело.
Менандр Николаевич. Жаль только, этими морями Волгу попортили, красоты той нет, тишины, волшебства…
Салов. Зато прогресс.
Менандр Николаевич. Это точно… Роща вон там была, тоже нет, свели.
Салов. Домищи-то какие выставили!
Менандр Николаевич. Домищи – точно. Да… Чего-то уходит, чего-то взамен.
Салов. И на заводе нашем что раньше-то выпускали? Напильники да чугуны с кастрюлями. А теперь экскаваторы.
Менандр Николаевич. Развиваемся…
Салов. Мост пешеходный строят.
Менандр Николаевич. Это хорошее дело. А то по весне да по осени тонут люди-то.
Салов. Николай катер на меня записать пожелал. Говорит: не хочу, чтобы мне этим катером всякий паразит в нос тыкал. Теперь ведь мода такая: раз ты начальник, стало быть, вор. Глупо.
Менандр Николаевич. Еще бы не глупо. Подумаешь, моторка! Да их теперь по Волге тыщи. Слышишь?
Тихо. Слышны звуки идущих по Волге моторных лодок.
Что раньше стрекоз. А помнишь, в двадцатых-то одна ходила, губисполкомовская.
Салов. Помню-помню. Смех! А чья она была?
Менандр Николаевич. Да я ж тебе говорю – губисполкомовская, обчая.
Салов. Да-да, богатеем.
Менандр Николаевич. Жизнь-то разворачивается…
Салов. Шибко.
Менандр Николаевич. А берегов старых жалко. Заводи были, камыши, остров песчаный.
Салов (смеется, пугая его). Погоди, еще издадут приказ – высушить всю Волгу. Скажут – не надо, и конец.
Менандр Николаевич. Кто это скажет?
Салов. Там… Решат и высушат. Один миг! Мол, будет тут проезжий тракт. Зальют, стало быть, русло асфальтом, до краев нальют, укатают и пустят машины. Мол, для скорости…
Менандр Николаевич. Будет тебе…
Салов. Вот те и будет!
Входит Михаил, ставит бидон на стол, идет к тискам.
Менандр Николаевич. Техника, конечно, идет. А я вот что читал: скоро изобретут машину почище телевизора – мысли читать будет.
Салов. Это ты оставь…
Менандр Николаевич. Говорю тебе!
Салов. Не допустят.
Менандр Николаевич. Увидишь.
Салов (сердясь). Закон издадут – не изобретать.
Менандр Николаевич. Да-да. Вот так я сижу с тобой, а в кармане у меня аппарат.
Салов. Не будет этого!
Менандр Николаевич. Будет. Что произойдет-то?
Салов. Неразбериха – вот что. Да разве человек волен над своими мыслями? Мало ли что в голову лезет… Вот тут я как-то сижу в охране с оружием своим, идет мимо Харитонов, бухгалтер наш, хороший человек, приятный, а я думаю: «Вот сейчас наведу я на тебя свое оружие… бац! И ты кверху лапками!..» Вот, брат, какие глупые мысли… Меня за это арестовать надо, а? Как ты думаешь, Мишуха, изобретут такой аппарат?
Михаил. Возможно.
Салов. Одна радость – не доживу.
Менандр Николаевич (берет бидон). Благодарю за пивко.
Салов. Так ты принеси к вечеру.
Менандр Николаевич. Налью. (Пошел.)
Салов (вслед). На свадьбу-то с жинкой приглашаю.
Менандр Николаевич ушел.
Садись, Мишуха, в тенек, а то голову напечет.
Михаил садится к столу, наливает пиво, пьет.
Имущество-то свое ты из общежития сегодня и перенеси, а то завтра кружало будет, завертит.
Михаил. Ладно.
Салов. С чего это ты заикой-то стал? С рождения, что ли?
Михаил. Н-нет.