Левка, отнесись к этому серьезно, это - идея...
Если отнестись к будущему под этим углом, с этой точки зрения, - легче как-то, хотя страшно за тебя ужасно...
Одно утешение - ты увозишь с собой все и это все - с тобой, а все, что твое в нас - в нас, и это тоже останется...
7 марта 1975
Челябинск
...писать книгу в форме писем? Впрочем, дорогой Витенька, пустой это разговор и скучный, скажу для ясности - я сейчас пишу потому, что не могу не писать;
каждый день, и, действительно, - письма, независимо от того, отправляю или нет - тут ты усек меня в основе. Но никаких планов не строю; это нужно не только и не столько для других, сколь для себя, для выяснения происходящего...
март 1975
Челябинск
Дорогой дядя Евель!
Сейчас прочитали Ваше письмо. Я очень благодарен за внимание, участие, за Вашу глубокую и искреннюю заинтересованность в моей судьбе не только сейчас - во все времена. Сколь себя помню, именно Вы были моим самым душевным и умным наставником. Как ни противоречивым, быть может, диким может Вам представиться то положение, что в истоках своих мое решение, которому Вы сейчас так враждебны, подготовлено Вами, вашим влиянием на меня в годы юности, в годы войны и первые послевоенные годы. Быть может, Вы помните о наших разговорах, когда я с жадностью узнавал от Вас о подробностях бесчеловечной рубки, которая шла в партии, в государстве в борьбе за власть, о фактах антисемитизма в послевоенные годы, я помню о том, что Вы старались оттеснить меня от занятий русским языком, культурой, ссылаясь на заявления Щербакова и Жданова о засилье евреев.
Дорогой дядя, я не просто все это помню, я вижу Вас, Ваше тогдашнее лицо, Вашу тогдашнюю озабоченность, я слышу Ваш голос - вот начало моей позиции, этого было более, чем достаточно для юноши с моим характером и, смею Вас заверить, преданностью идеи. Черты моей личности и различные влияния, среди которых Ваше - не последнее, предопределили то, что за все прошедшие десятилетия я не конформировался, что все мои способности направлялись и выявлялись по отношению к строю, его общественным и социальным формам, критически. Совсем не случайно, что в роли художественного критика я чувствовал себя более удовлетворенным, хотя главные мои работы, заказанные редакциями толстых журналов, в том числе "Искусство", были затем рассыпаны после выхода контрольных экземпляров, которые, как Вы знаете, идут на прочтение в различные высокие инстанции. И все же - в этой области, где я работал сравнительно мало времени, я приобрел, смею Вас уверить, глубокое уважение, дружбу, память. Даже сейчас, когда я годами уже отделен от любой социальной деятельности, и отделен насильственно, я получаю свидетельства того, что мое прошлое не было заблуждением. Совсем недавно я получил приглашение на печатанье в сборнике самых крупных художественных критиков (мэтров, как их называют), критического очерка...
из писем Риты Льву в Саратов
15 ноября 1967
Свердловск
...10 ноября была в "Урале", видела Полозкову. Она приняла меня очень по-дружески, уже беспокоилась о судьбе рукописи. Передала ей все твои устные дополнения. Она со всеми согласна. Очень боится предстоящего свидания - на этот раз идет она. Пожелала ей выйти живой и невредимой из предстоящей борьбы и мы расстались. На прощание она попросила позвонить ей в двадцатых числах, видимо, результат будет известен. Сказала, что статью поместят в самый ближайший номер.
Сегодня утром был Казанцев. В доме художников организуется выставка книжной графики и нужна небольшая статья для газеты. Я сказала, что ты в Саратове. Он об этом не знал и очень пожалел, что тебя нет...
Рита.
1 декабря 1967
Свердловск
... Лева, у меня для тебя есть очень неприятная новость. Сегодня звонила в "Урал". Там произошла полная смена руководства.
Краснова сняли, вместо него - Очеретин. Статья твоя не будет напечатана: она явилась одной из причин увольнения Краснова (но не единственной).
На редколлегии Очеретин по поводу статьи сказал, что ее нужно оплатить по ставке журнальной , за печатный лист, ввиду того, что все же вложен труд. (Это, наверное, рублей 50?).
Вот и все, что по телефону мне сказала Нина Андреевна. Ей, видимо, тоже крепко досталось: голос у нее был испуганный. Тебе передает привет.
Твое сотрудничество с журналом так печально закончилось. Мне больше всего жаль Краснова.
...Видимо, тебе нужно крепко и надолго закрепиться на твоем новом поприще (в театре Горелика). Как называется твоя должность по штатному расписанию? Здесь, в Свердловске, все в крепких "ежовых" рукавицах.
Рита.
... Я не хвастаю, дядя, и не стараюсь увести Вас от сути сегодняшней проблемы. Поймите меня, как любил говорить покойный Никита Сергеевич, правильно, - решение уехать ни у меня, ни у моей жены возникло не на пустом месте и менее всего по причинам материальным, связанным с естественной потребностью в различного рода благах. Поверьте, дядя, в этом плане то, что у нас есть, - более, чем достаточно, даже тогда, когда я не зарабатываю, как скажем, сейчас, а сижу дома с детьми. Я всегда довольствовался только самым необходимым в практической жизни. Моя жена , к счастью, более того, - она просто не замечает эту жизнь, модные нынче представления о комфортности не только чужды ей, она их не воспринимает, т.е. приходится признать, что мы - чета аномальная. Мы, понимая это, естественно, и не навязываем своих представлений. И в этом смысле Ваша озабоченность обоснована - мы чужие не только здесь, но и такими же будем в том обществе, которое называют " обществом потребления".
(Так и случилось - и в Израиле, и в Ирландии, и в Америке)
По этому пункту хотелось бы сразу договориться - Вы принимаете, Вы верите - у нас нет корыстных побуждений ни в какой, даже ничтожной степени.
Чтобы мне более упростить условия нашей задачи - выяснение обстоятельств, назову еще один пункт - национальный. К сожалению, для меня выглядит он не так просто и схематично, как представлена эта проблема в Вашем письме. Но, соглашаясь с Вами принципиально, я сразу же оговариваю одно условие - тамошняя специфически еврейская жизнь, а я о негативных сторонах израильской жизни знаю почти все, почти целиком будет враждебна, точно также, как на протяжении многих лет мне здесь не давали забыть, что я еврей, и в результате - я им стал; правда, повторяю, не в такой степени, чтобы национальное чувство стало определяющим.
Только, дорогой дядя, не надо это понимать слишком прямолинейно и упрощенно - акции могли быть направлены не прямо против меня, это могли быть события конца сороковых, когда якобы по "делу Голды" группа моих школьных однокашников получила сроки (тогда они были, действительно, архидалеки от еврейства), а получили их за сионизм, когда Вы, дядя, не без оснований уехали из Москвы, поскольку с космополитами боролись не только печатным словом, дурно пахнувшими фельетоном и анекдотом, но и казенным железом.
Это могли быть события 13 января 1953 года, когда я оставил службу, сделав четкое и недвусмысленное заявление и затем много дней, вплоть до сообщения об аресте Рюмина, ждал с заранее заготовленным мешочком с бельем.