Полгода, что прошло после основных Галилейских камней, - время стремительного развития мышления, вот почему оказалось невероятно сложным доводить камни, сохраняя прежнее состояние. Жестокость логики формы в том, что одновременно надо и подчиняться ей, и повелевать. Решение новых, зачастую неожиданных для самого себя, задач, оказалось затруднительнее в мягком камне, нежели в твердом.
Неожиданностью было то, что скульптурный мрамор купить не удалось. На днях были в Храме Гроба Господня, где ведутся огромные реставрационные работы: из цельного мрамора рубятся новые круглые колонны. Возможно, удастся купить там что-то, но это уже на следующую выставку. Большие вещи, полуметровые, будут отливаться из гипса, что вполне академично, но сомнительный материал для коммерции. Впрочем, для последнего обстоятельства есть несколько уже выполненных затей, надо только наладить массовку из бронзы, или другого металла, а все это здесь до смешного подорожало из-за фантастической инфляции.
У меня появился человек, мне симпатичный, художник-дизайнер и мой тезка, чемпион страны по карате и невероятно мастеровой, профессионально владеет фотографией, и т.д. Он будет делать и решать пространство каждого камня. Его жена - скульптор, что не во вред. Он быстро овладел моей логикой и размышляет в ней жестче и последовательнее меня, что доставляет мне большое удовольствие. Он здесь 8 лет, знает языки. Случайная встреча - мы вместе выгуливаем собак, доставила мне творческое общение, которого прежде был лишен.
Мне городская жизнь не в тягость, поскольку мастерская дома, но Люсе и детям она доставляет много хлопот. На работе Люся чувствует себя не лучшим образом, нервничает. В который раз она тратит силы не приобретение новых знаний и навыков, а затем - коту под хвост.
И все же мы живем надеждой на удачу: придет время моих камней, неминуемо придет, хорошо бы при жизни, да побыстрее. Определился наш малый круг, весьма симпатичный. Почитываем вслух забавные книжечки, спеваем русские песенки, благо среди нас есть музыкант - доктор филологии Сережа, попивая водочку до винишко
Нечисть непрошенных благодетелей все реже нарушает покой. Необходимость устройства выставки несколько омрачает настроение.
С каждым годом (через четыре дня, 21 апреля, - четыре года) чувствительнее, сколь народ этот чужд нам. В своих планах на будущее я далее Греции, точнее, островов, не помышляю. Господь милостив, что-либо устроится.
6 августа
Иерусалим
Дорогой брат, заступив на свой караульный пост в воинской части, где я провожу милуимный месяц, от которого осталось ровно десять дней, я сразу же взялся писать тебе. Через часок придется продолжать с фонарем. Служба то ночная, то вечерняя, проходит комфортно, с радио (слушаю в основном Москву) и чтением, но самое удобное - рядом дом.
Весь этот месяц рублю самый большой мрамор, и к концу службы надеюсь грубую обработку закончить. Камень шел очень трудно, словно в потемках, только сейчас начал выявляться. Потеря ритма, времени поначалу просто бесила. Сейчас успокоился, да и деньги, чуть более 5000 лир за месяц службы, не будут лишними. Это прожиточный уровень семьи.
Да, нет еще условий для расслабления, впереди самая хлопотливая пора с подготовкой к выставке и ее организации. Прежде всего - это большие деньги, чтобы отформовать и отлить пяток больших вещей "третьего поколения", как я их называю, напечатать каталог с фотографиями, потребно более 100 тысяч, часть уже достал.
Но главное, в моей мастерской уже работают два художника: мои помощники и ученики. Вместе мы 10 июня сделали экспозицию дома. Пока есть только приглашение от посла в Канаде: сделать выставку в Канаде под его эгидой. Это реально, но поначалу надо открыться здесь. Есть влиятельные поклонники моего стиля, и среди них - ректор Академии художеств, известный художник и предприниматель. Жаль, что он видит только формальную новизну, это меня огорчает. Впрочем, оценок столько же, сколько людей. Одно сходится: мои зрители и покупатели не здесь, а в Европе и Америке.
... Лето стоит великолепное, после Галилеи, ее жары - благодать. Думаю, что климат - это решающее обстоятельство для здоровья.
Многие наши друзья покидают страну. Еще две самые близкие семьи собираются. Юра Гуревич - в Канаде, приедет ли, и когда - не знаю.
Бензин уже стоит 17 лир, хлеб - 10, и т.д., но вещи дорожают непропорционально. Автомобиль уже стоит почти столько же, сколько и у вас, хотя не новые резко упали в цене. Странно, но благосостояние народа значительно повысилось.
Мы - единственные из Мевассерета (ульпана), еще не побывавшие в Европе или Америке, не купившие новую машину, мебель т.д. Дело не только в профессиях, моих целях, но и в идеальном непрактицизме. Вот, скажем, Валя Брусиловская, все время будучи на стипендии (она учится на преподавателя при технионе в Хайфе), успела купить квартиру и новый автомобиль. Мы же теряли там, где даже закоренелые ротозеи не были бы беспомощны.
... Только на расстоянии мое обращение к скульптуре может казаться феноменом. Я шел к этому годами, а последние три года - каждое мгновенье.
Дорогой Итик, ты не волнуйся, особых препятствий нет: обычные, естественные на пути художника, слава Богу, без директивных мнений и решений. А что касается возраста, так это счет физической природе, но и в ней я еще не промах, извини за бахвальство. Мои друзья, ученики, помощники - люди моложе тридцати, это мой действительный возраст.
9 августа
Иерусалим
Дорогие, дорогой Фридрих, простите, задержался с ответом. Через несколько дней заканчивается мой первый в жизни месячный милуим - служба в армии, да еще какая - караульная. Знаешь ли ты, дорогой мой братик, что такое без подмены простоять на часах ночь, как сейчас, с 0.00 до 6.00. Сейчас только вступил и пишу втихаря под лучиком фонарика. После трех буду засыпать, а потому начну ходить около караулки-будки. Только одно утешает, что ты не попал в этот переплет. Мне осталось один-два, а тебе бы пришлось хлеще.
Сегодня будет тяжко: днем приезжали отец Михаил с Волохонским, пили всякие водочные изделия, а еще кофе, к тому же я не спал, за что буду расплачиваться тем, что столбы ходить будут чаще, чем обычно, протираешь глаза, нет, - стоят.
А все потому, что стучу я свой мрамор, предпоследний перед выставкой, а сплю только, когда падаю.
Все труднее становится писать, наливаюсь тяжестью. Кабы не два года на Голанах, то это был бы третий милуим, что невозможно представить. Просто, наверно, сбежал бы, как многие, ей Богу, совесть не замучила бы. Но теперь понял: бежать надо из-за детей. Страшно подумать, что их ждет эта самая армия.
А с другой стороны, вот приехал вновь отец Михаил, как сам говорит, хлебнуть воздуха, без которого в Америке уже было невозможно. Есть он такой у нас.
Вот сидели мы день и вечер на кухне, за небезызвестным столом бывшего приятеля моего Агурского, да Люся знай себе только блины на стол мечет, а разговор идет - и тонкий, и задушевный.
Подписал Руди Портной договор с Волохонским на издание книги стихов, вот и пили: за книгу; да за сан отца Михаила, - в большие люди вышел, и т.д. вот так и живем, без суеты, не без надежд на будущее, в котором важнее всего стать мне на ноги.
Простите за скудное послание, но жизнь моя - это камни, да эта проклятая караулка.
12 августа 1979
Иерусалим
Воскресенье, 03.20 местного времени. Дорогой Мишенька, ты, должно быть, досматриваешь последний свой сон, а я еще почти три часа буду с оным бороться, точнее, убью его занятием: путем начертания тебе письма при свете фонарика. Хотя занятие это, как и любое другое, почти преступно на посту часовому, коим я являюсь вот уже почти месяц. Это называется "милуим", мой первый, т.к. прежде был я затерян на Голанах. Это, конечно, расплата за счастливую Аркадию, в которой я жил.