май 1980
Иерусалим
Дорогие Яша, Люба! ... Через несколько дней в Бостон вылетает мой поклонник и покупатель Авраам Сандер из Кфа Шмариягу. Он купил у меня пять вещей, ухлопал день, чтобы купить два механизма, приволок мрамор, и т.д.
От последнего мрамора - портрета Воловича, он без ума, и сам предложил аванс в шестьсот долларов. Два последних мрамора еще более выявили свойства моей формы. Возможности стиля в мраморе обретают все большую силу. Если такой человек, как Авраам, - трезвый, чистой воды бизнесмен, звонит утром после того, как увидел вечером мрамор, сказать, что не спал ночь от впечатления и предложить деньги, то значит, что вещи начали действительно получаться.
Он же готов всячески содействовать устройству выставки в Бостоне, благо там есть много влиятельных знакомств. Как уверяет Авраам, за несколько лет я должен так разбогатеть, что мне по карману будет иметь дом и здесь, и в Америке. Он готов помогать мне решительно во всем, но считает, что моя главная мастерская должна быть в Израиле, поскольку он патриот, и твердит, что эта страна не должна потерять столь великого художника, каким я представляюсь ему. О всех наших национально-семейных делах он не подозревает.
... Сегодня я всецело захвачен, как судорогой, душевным оцепенением и одиночеством, словно порвалась пуповина, связывающая с людьми. Живем в жуткой пустыне, только израильтяне как-то заполняют жизнь, не столько настоящим, сколь перспективой, но в настоящем, - тем уважением, почти преклонением, что так немаловажно, когда мир в овчинку.
Совсем нет писем из России, и сам не могу заставить себя писать. Вся моя сила ушла в камни, как прежде, в России, уходила в мой человеческий круг. Все это крайность, но таков я.
Необходимость общаться крайне угнетает, особливо с бывшими "русскими" знакомцами, впрочем, их уже почти нет. Даже два предложения, весьма лестные: вести класс скульптуры в Бацалеле и художественном училище в Тель-Авиве испугали, и я отказался, хотя последнее было материально очень выгодным.
Скверно нам без вас, остался только Ленька. Гостил три дня последних с семьей, мне с ним хорошо, - одна своя душа.
... Говорят, что надо наладить автомобиль и чаще двигаться, менять впечатления, но это хорошо было бы, будь у меня двойник, - оставил его с мастерской, и пусть себе вкалывает.
9 ноября 1980
Иерусалим
Дорогие Люба, Яков! Любаня, твое необыкновенное письмо придало нам уверенность, что и нам доступна Америка, возможность жить где-то невдалеке от вас. Вот почему я сразу отправился с Любиным письмом к Леньке. Ему надо ехать устраиваться самому, это он сообразил давно, но все не решался, откладывал. Я предложил ехать вместе. Ленька без колебаний принял предложение, Маша с облегчением вздохнула. Наметили ехать вскоре после рождественских каникул, за это время мне предстоит получить паспорт, выхлопотать визу. Предстоит прокрутить много дел за два месяца, трудно сказать, успею ли, но главное, что цель сформировалась, и это придает новые силы, а то я уж стал выдыхаться под натиском благоприятных обстоятельств. Разумеется, если мое положение здесь будет упрочняться, то я не смогу сразу же отчалить, но семью я готов хоть сегодня вырвать из этой страны.
15 ноября 1980
Продолжаю в субботу. На неделе обнаружилось, что отливка большой бронзы задерживается из-за сложности формы месяца на два, так что откладывается и поездка моя, пока не знаю, как решит Ленька, завтра он будет здесь.
Фотографию еще не освоил, а потому, Любаша, не могу выполнить просьбу, я ведь всегда делаю только главное.
Вновь хамсинит, - высохли, но без обычной драматургии, Господь милует, только пьем, да пьем, не только чай, но и пивцо, да и водочкой не брезгуем.
... Вернулся к "Воловичу", который почти куплен Авраамом. Одну сторону запахал заново, хотя вещь казалась законченной более месяца назад! Сейчас так происходит со всеми. "Реквием" совершенно искренне считал законченной трижды, каждый раз наслаждался успехом, и начинал ковырять вновь. Сережина мама говорит, что вещь настолько ее "пронзила", что желает получить от меня "подарок", заплатив за литье.
15 ноября 1980
Иерусалим
Дорогой брат! У нас все нормально. Более того, мое скульптурное начинание окрепло настолько, что появились покупатели и поклонники, заказы и выставки, необходимое оборудование и станки в собственной трехкомнатной мастерской, элитарный круг знакомств, светская жизнь с обоюдными визитами (редкими, к счастью).
Вчера закончил и поставил на плинт принципиально новую вещь, которой, как сказал один здесь человек, начался мой новый этап: "классический". Это - "Реквием", этакое трехликое надгробие. Так неожиданно для меня реализовалась мечта-идея, - срубить надгробие.
... На ежегодной Иерусалимской художественной ярмарке за четыре вечера продал три вещи, и приобрел полезные и симпатичные знакомства, в том числе Сэма, скульптора, желающего работать со мной в качестве второй скрипки. Но у нас нет языка, иврит его так же убог, как и мой, говорит он на английском. До сих пор мое незнание языков компенсировалось переводчиками, но есть существенные потери. Теперь, когда объявилась необходимость брать учеников-помощников в мастерскую, трудно выкрутиться, т.к. маловероятно, что будут русскоязычные.
30 декабря 1980
Иерусалим
Дорогие родные! Сердечно поздравляем с Новым Годом! Здоровья, счастья, благополучия!
Некоторое время я был в отъезде, работал в усадьбе израильского друга и поклонника Авраама в Кфар-Шмариягу, что севернее Тель-Авива. Это дачное поселение самых богатых и родовитых людей Израиля.
Там мне была предоставлена отдельная рубленая изба под мастерскую. Живя на лоне природе в условиях отличного русского бабьего лета, наслаждаясь предоставленной мне свободой, я отлично поработал. Затеял новый мрамор и точил бронзу, получил заказы. Купили один мрамор и три бронзы в одну из лучших коллекций русских художников на Западе. Крупнейший галерейщик предложил контракт, и т.д. Вернулся с деньгами и удовлетворением. В профессиональном смысле состоялось признание. Или, как здесь говорят, сатисфакция.
Словом, прошедший год был весьма насыщен работой, острейшими переживаниями, как человеческими, так и профессионально-деловыми. Ведь только ровно год назад были куплены мои первые вещи. Не описать, какой это был праздник, и какая радость царила в нашем доме на встрече Нового Года! Этот добрый знак оправдал себя.
Затем были и потрясения, и радости творческие; взлеты и срывы; страдания, в которых умудряется душа, дошедшие до того, что перестал спать и есть, потерял семь килограмм веса, и т.д. Но вот стал ездить в усадьбу, познакомился с интересными, интеллигентнейшими людьми, вышел из вакуума. Теперь у меня есть эстетически образованная и тонкая среда, это культурная элита страны, в ней меня любят и почитают, считают чуть ли не национальным достоянием, и очень беспокоятся, чтобы не уехал.
Но если будет хороший контракт, то будет возможность говорить серьезно о другой стране, где я смогу поселиться с семьей, имея мастерскую и здесь, и там, как и поступают преуспевшие художники.
... Главное, в нашей семье впервые здесь начинает устанавливаться теплая., дружная семейная атмосфера. До сих пор мое нервное напряжение, должно быть, настолько явственно сводило все к работе, и только к ней, что когда моя мастерская была в квартире, то атмосфера моей работы только порабощала семью. Я же - нервничал, и тогда ничего, кроме мата, от меня нельзя было услышать...
Очень жаль, что вас не оставляют болезни. Климат бы действительно надо сменить, может быть, на пенсии это реальнее? Ведь мой пример более чем показателен, и следов не осталось от былых болячек. Солнышко, да питание сами по себе все сделали. А теперь, когда вернулся сон, и я стал напропалую есть, то вновь хватает сил на мою каторгу, впрочем, на работу меня всегда хватало.