Однажды готовили к открытию юбилейную выставку в Манеже "50 лет Советской власти". Прошел слух - будет Сталин (в экспозиции). Тимошин, тогдашний начальник изоуправления Минкультуры СССР был в запасниках и отобрал скульптурный портрет, а живописный заказал одному московскому портретисту. Звонили в Манеж непрерывно, когда до открытия осталось несколько часов, сообщили, что в экспозиции есть портрет. Я поехал в Манеж - портрета не было, толком узнать не удалось, видимо, игра шла на самом высоком уровне и доступны были только слухи. Только позднее, через несколько дней, в дальнем отсеке выставки почти случайно обнаружил фотографию Сталина, снятую на Красной площади во время Октябрьского парада сорок первого года.
От этого тяжкого прошлого скверно стало на душе, ты уж прости, друг мой. Бывали вещи и повеселее. Скажем, в истории канонизации образа Ленина на протяжении десятилетий монопольным правом направлять и решать владели два крупнейших специалиста по Ильичу, вотчины которых были благоразумно поделены, хотя первый был неизмеримо крупнее и влиятельнее. Речь идет, как ты сам понимаешь, о Владимире Серове и Николае Жукове.
Фигура Серова столь колоритна, "дела рук его", всесильного члена ЦК, президента Академии художеств СССР, первого секретаря Союза художников России, не поддаются мимолетной оценке, о нем как-нибудь поговорим отдельно. Жуков был действительно узкий специалист по "образу" и временами казалось, что он от имени не только "образа", но и самого Ленина представительствует среди нас, своих современников.
Однажды развернулась небывалая баталия вокруг картины с Лениным, считавшейся спорной. Тимошин прикрепил к картине Жукова в качестве консультанта, считалось, что картина под его руководством будет дорабатываться. Ежедневно появлялся Жуков у картины и делал "ценные" указания. Автор ничего не изменил в картине за все время "доработки", он неторопливо прокрывал ее лаком, дабы скоротать время в ожидании всякого рода высоких гостей, которых "таскал" к картине Тимошин. Консультант был удовлетворен работой над картиной. Появляясь, он начинал живчиком вертеться, потирать быстрые ручки, а в довершение, в ленинской быстрой манере начинал чиркать карандашом на каком-либо клочке бумаги, ставя новую задачу. Одно обстоятельство в картине было неприемлемым: Ленин продолжал орать с трибуны во всю глотку. Автор решительно отказался закрыть рот. Если, заявил он, не удалось заткнуть рот Ленину при жизни, то какой же резон делать это теперь?
И вот как-то в выставочном зале на Беговой, где висела картина, в который раз появился, шумно дыша, в стальном, с иголочки, костюме, Жуков. Его мятое, жабье лицо с бусинками глазок было решительным и озабоченным. Предстоял окончательный разговор. Автор был вежлив и непреклонен. И тогда Жуков, брызжа слюной, закричал:
- Ле - нин! Ле - нин! Он же дво - ря - нин, понимаешь, дво - ря - нин! Благородный, красивый человек! А что там? - показал на Ленина, - ХЛЕ - БА - ЛО, ХЛЕБАЛО!
4 июля 1975
Иерусалим
Дорогие Мура, Алик!
...У нас все нормально, ходим на иврит...
В воскресенье приглашают меня для переговоров о работе в Национальный музей, у меня есть сформулированная идея - книга-монография о художниках, прибывших в последние годы. Эту тему я уже начал разрабатывать, написав 2 статьи, впечатление после публикации хорошее, хотят устроить, обеспечить и т.д.
Работа интересная, я намерен собирать материал во всех случаях, и если под эту идею получу должность или стипендию - дело будет вполне реальным. Для Люси пока нет ясности, точнее, есть, но безрадостная - работой не пахнет, все, что имеет отношение к русскому языку, забито давно.
Многие знакомства не удается реализовывать, живем не в городе, а это все меняет, хотя автобусы позволяют в полчаса быть в любой точке города, так и не повидался здесь с теми художниками, кто симпатичен мне: ульпан, дети, впечатления - все требует сил, да еще масса бюрократической суеты с бумагами, деньгами, кредитами. Люся временами паникует, скулит, но не пришло время подбивать бабки, рано делать выводы - все очень противоречиво. Просто некоторые вещи обрели реальность. Расставание с близкими - навсегда; война, инфляция; национальные и религиозно-обрядовые вещи не то, чтобы рядом - мы в них и это тоже - навсегда.
Есть другой ход - в определенной степени практически возможный только в ближайшие два года, но только тогда, когда оплатишь все расходы, начиная с первого билета, а для этого нужны большие деньги, все время и силы уйдут на них.
...В Мюнхен уехала семья из нашего ульпана - жена русская, так здесь есть легенда, что уехали, запродав свои души церкви, разумеется, православной. Я пытался развлечься, пытаясь узнать тариф на душу мусульман, католиков, др., с тем, чтобы узнать наибольшую цену. Все было принято почти всерьез, шуточки такого рода здесь не проходят.
...Сейчас я слышу пение из синагоги, она через улицу - там начался шабат. Умиление первых дней прошло и ясно только одно: если я еврей, то кем же населена страна - кто они? Но когда они есть истинные, а мы, сабры утверждают, что нет, то трудно возразить - ведь они здесь родились, на своей земле.
15 августа, пятница
Иерусалим
Дорогая Миля!
Сегодня я впервые в это время дома за два месяца: дежурил в шабат в американском пансионате, почти три недели был занят отделкой квартиры в городе, дежурил в будни (шомерил в кооперативе миллионеров). Практически три недели я не был дома, пропустил четыре занятия ивритом. Сейчас вдвое легче: квартира закончена, заработали по тысяче лир. Есть еще заказы на ремонт - работа сделана отлично, да и материалы здесь отличные, работать с ними много легче, но необходимо передохнуть, подогнать язык. Шомерство дает сейчас около полутора тысяч в месяц, через месяц заканчивается официальная часть стипендии - пять месяцев. Затем, если нет работы, каждый месяц надо просить и стипендию дают еще пять месяцев.
С работой у меня как будто бы уладилось, берут экспертом в национальный музей Израиля. Возможно, произойдет чудо, о котором и не мечтал. Случилось так, что моя первая статья о выставке "Олим-1" после перевода на иврит произвела не только благоприятное впечатление (переводчиком в том разговоре был Юра и очень мрачно переводил непривычные для его слуха слова лестных, почти восторженных оценок в мой адрес), но и доказала, что я именно тот самый человек, за которого выдаю себя. Первая работа натолкнула на идею - заняться художниками-эмигрантами, поначалу русскими. Год спустя музей или берет меня в штат, или нет. Это общий порядок для всех. Короче, если меня возьмут, будет верный год для самой интенсивной работы. Год для выяснения всех обстоятельств и возможностей, год для творческой работы и год для заработков, поскольку первые три года нет налогов, а затем нет и смысла зарабатывать более двух тысяч - все сжирают налоги.
Эта страна, как и следовало ожидать, самая прекрасная и нелепая в мире. Безусловно, самая интересная, хотя в ней не очень весело. Населена практически 84 народами, каждый из них - со своим языком и культурой, национальными и прочими привычками и условностями. Казалось бы - вавилонское столпотворение, ничуть не бывало. Воскрес язык Библии, "Танаха", и нет Вавилона, есть еврей, изучающий свой язык. Это - чудо, в которое так и не веришь. Целое государство говорит, даже глубокие старики, языком Танаха, умершим две тысячи лет назад и воскресшим сто лет назад под рукой еврея-мечтателя. Язык, который не перестаешь слушать как бесконечно разнообразную музыку или начинаешь ненавидеть как страшное, агрессивное чудовище.
Совсем недавно понял: язык, как математика, - система знаков. Идиотизм мой в том, что я, одухотворяя эту мертвую категорию, терял последнюю возможность установить с ним нормальные взаимоотношения. Хуже, много хуже, что не знаю английский - язык науки, искусства. Но делать нечего - буду, буду заниматься обоими.