По мнению Дж. А. Гетти, предложение Троцкого о возвращении в СССР для конструктивной работы носило серьезный характер и в СССР Троцкий планировал опереться на созданный оппозиционерами тайный антисталинский блок[347]. В противовес мнению американского историка, составители собрания сочинений Троцкого на английском языке, сторонники Троцкого, полагают, что письмо в Политбюро имело задачу проинформировать советское руководство о том, что изменение позиции Троцкого в отношении КП Г не означало отказа от поддержки Троцким ВКП(б), Советского государства и Коминтерна в целом[348]. Обе эти точки зрения интересны, но не кажутся бесспорными. Означает ли это, что Троцкий рассчитывал вернуться в СССР, восстановиться в партии, занять какие-то руководящие посты и мирно работать во имя мировой революции?
Троцкий отлично сознавал крайнюю слабость, фактическую беспомощность оппозиции в СССР. Публично он оценивал в 1932 г. положение «русской секции» как подъем, но это были пустые слова, предназначенные только для агитационных целей и ободрения малоинформированных зарубежных единомышленников. В СССР действительно было несколько тысяч человек, являвшихся либо бывшими (и отрекшимися), либо реальными (но тайными или репрессированными) последователями Троцкого. «Русская секция», как таковая, не существовала, хотя в нескольких письмах, полученных из СССР осенью 1932 г. по нелегальным каналам[349], содержались оптимистические прогнозы, которые, казалось бы, свидетельствовали об усилении в СССР оппозиционных настроений. В частности, один из корреспондентов сообщал из Москвы об эволюции молодежи в сторону оппозиции и в то же время о ее недовольстве «одними теоретическими рассуждениями» оппозиционеров, о том, что они желают «организационного оформления». В письме говорилось также о желании найти некий «новый путь», чтобы не повторять ошибок прежней оппозиции, о притоке новых людей, ранее с оппозицией не связанных[350].
К такого рода сообщениям и оценкам необходимо подходить крайне осторожно. Во-первых, сообщались они сторонниками Троцкого, которые еще не капитулировали, а для них было свойственно приукрашивать реальное положение вещей. Во-вторых, из писем было видно, что дальше «кухонных разговоров» недовольство не шло. В-третьих, ни один из ранее активных и известных оппозиционеров в корреспонденции не упоминался, и было очевидно, что о возобновлении деятельности старой гвардии говорить не приходится. Наконец, все эти письма могли быть организуемыми по линии НКВД оперативными мероприятиями, провокациями. Тем не менее Троцкий воспринимал полученные сведения как позитивный сигнал и неизменно публиковал их в «Бюллетене оппозиции».
В 1932 г. Троцкий направил ряд писем бывшим видным оппозиционерам, втом числе Радеку, Сокольникову и Преображенскому. Содержание этих писем не известно (в архиве Троцкого сохранились лишь почтовые квитанции, что крайне странно, так как Троцкий внимательно следил за тем, чтобы копии писем оставались в его распоряжении)[351]. Крайне странно и то, что письма отправлялись по почте, хотя Троцкому было отлично известно, что за всеми бывшими оппозиционерами, какие бы высокие посты они потом ни занимали, велось непрерывное наблюдение со стороны НКВД. Понятно, что Радеку, Сокольникову и Преображенскому Троцкий написал посланные по открытым каналам письма, копии которых постыдился оставлять для потомства в своем архиве. Эти тексты, очевидным образом носившие провокационный характер, предназначались для перехвата советскими спецслужбами. Было ли это местью Троцкого за совершенное бывшими оппозиционерами «предательство» или издевкой над нынешним советским руководством? На эти вопросы ответить можно было бы, лишь ознакомившись с содержанием не дошедших до нас писем.
Вскоре после этого побывавший в Берлине бывший оппозиционер Э.С. Гольцман[352] передал Троцкому через Седова предложение И. Н. Смирнова и других бывших соратников о создании тайного оппозиционного блока бывших участников объединенной оппозиции, членов группы В.В. Ломинадзе, проводивших тайные антисталинские собрания, и других недовольных членов партии. Троцкий одобрил эту идею и считал, что блок был действительно образован[353], хотя и не подавал признаков жизни. В том же 1932 г. И.Н. Смирнов, Преображенский и другие бывшие сторонники Троцкого были заключены в тюрьму, Каменев и Зиновьев сосланы за то, что, зная о существовании антисталинской группы Рютина, не донесли о ней властям. Принимая желаемое за действительное, Седов писал Троцкому, что аресты охватили только верхний слой блока, а низовые кадры сохранились[354]. Но это было, скорее всего, сильным приукрашиванием ситуации. Через англичанина Г. Винса Троцкий передал оставшимся в СССР на воле членам блока письмо[355], однако ответа не последовало.
347
349
Так, Пьер Навилль вспоминал, что он получил в Париже письмо от Ра-ковского из ссылки для передачи Троцкому. Письмо было написано на нескольких кусочках картона, которые были вшиты в лацканы пальто. Мемуары Навилля были опубликованы в 60-х гг.; он не указал, кто был владельцем этого пальто
352
Гольцман Эдуард Соломонович (1882–1936) — социал-демократ с 1903 г., большевик. После 1917 г. занимал различные должности в центральных административных органах. В начале 30-х гг. работал в Наркомате внешней торговли СССР. Поддерживал связи с бывшими оппозиционерами, в частности с И.Н. Смирновым. Был подсудимым на первом московском судебном процессе в августе 1936 г. Отказался признать свое участие в террористической Деятельности. Был приговорен к смертной казни и расстрелян.
353