После полудня на высоте пятнадцать тысяч футов мы миновали вершину.
Глядя на южный склон Костора, по которому мы бесконечно ползли весь день, я увидел странную скалу в четверти мили над дорогой, напоминающую замок.
— Видите там крепость?
— Так это здание?
— Крепость Арискостор.
— Но так высоко невозможно жить.
— Прежде люди селились здесь, некоторые живут и поныне. Прошлым летом я вел грузовик в караване, который доставил им пищу из Эрхенранга. Конечно, десять или одиннадцать месяцев в году они не могут оттуда выходить, но это их не беспокоит. Здесь, в горах, семь или восемь таких поселений.
Я смотрел на одинокое строение на огромной высоте и не мог поверить водителю. Но затем я подавил свое недоверие. Если кто-либо и может выжить в таком суровом климате, то только кархидцы.
Дорога спускалась по краю пропасти, извиваясь то на север, то на юг. Восточный склон Каргаза более крут, чем западный, и падает к равнинам внизу ступенями большой лестницы — остатками бурного горообразования. На закате мы увидели цепочку крохотных точек, ползущих в обширной белой тени на семь тысяч футов снизу. Это был караван грузовиков, вышедших из Эрхенранга на день раньше нас. На следующий день мы тоже спустились по этому склону, очень медленно, стараясь даже не дышать, чтобы не вызвать лавины. Отсюда уже смутно виднелись в пятнах облаков и в серебряных нитках рек обширные равнины Рер.
В сумерках на четвертый день после выхода из Эрхенранга мы прибыли в Рер.
Между двумя городами лежит расстояние в одиннадцать сотен миль, горная стена в несколько миль высотой и две-три тысячи лет.
Караван остановился у западных ворот, где будет перегружен на баржи. Ни один грузовик не может войти в Рер. Он был построен до того, как кархидцы начали использовать машины, а они использовали их уже двадцать столетий. В Рере нет улиц. Вместо них крытые, подобные туннелям, переходы. В них можно идти и внутри, и по крыше. Дома, острова и очаги разбросаны хаотично, в удивительной и изобильной путанице, которая внезапно сменяется великолепными кроваво-красными башнями дворца Ан, лишенными окон.
Построенные семнадцать столетий назад, эти башни служили в течение тысячи лет резиденцией королей Кархида, пока Аргавен Харт, первый в своей династии, не пересек Каргаз и не поселился на обширной равнине к западу от гор. Все здания в Рере фантастически массивны, на высоких, мощных фундаментах, оборудованные для защиты от непогоды и воды. Зимой ветер с равнины выдувает снег из города, но в сильные бураны улицы бывают полностью завалены.
Над снегом торчат только крыши домов, под карнизами видны зимние двери, как слуховые окна. Оттепель — плохое время на этой равнине со множеством рек. Туннели превращаются в бурлящие сточные трубы, пространства между зданиями — в каналы или озера, жители Рера отправляются по своим делам в лодках, отталкиваясь веслами ото льдин. И всегда над пылью лета, над снегами зимы, над весенними разливами возвышаются красные башни — пустое сердце города.
Я остановился в дорогой гостинице вблизи башен, ночью спал плохо, видел множество кошмаров, на рассвете уплатил владельцу за постель, завтрак и путаное объяснение, как добраться до нужного места, и пошел пешком к Стерхеду, древней крепости недалеко от Рера. Отойдя от гостиницы на пятьдесят ярдов, я заблудился. Стараясь, чтобы башня осталась за мной, а огромная белая стена Каргаза была справа, я выбрался из города.
Встретившийся по дороге мальчишка, сын фермера, указал мне поворот на Стерхед.
Я пришел туда в полдень. Впрочем, я не был уверен, туда ли я попал. Меня окружал лес из толстых деревьев. Лес этот казался еще более тщательно расчищенным, чем остальные на этой планете аккуратные леса.
Тропа проходила по холму среди деревьев.
Немного спустя я заметил справа от себя деревянный домик, потом слева увидел несколько больших деревянных зданий. Откуда-то доносился запах свежей жареной рыбы.
Я медленно шел по тропе, слегка беспокоясь. Откуда мне знать, как жанндары относятся к туристам? Я вообще очень мало знал о них. Жанндара — это религия без организации, без жрецов, без иерархии, без обетов и вероучений. Я не могу даже сказать, признает ли она существование бога. Единственным видным ее проявлением служат крепости-убежища, в которых верующие могут провести одну ночь или всю жизнь.
Я не стал бы любопытствовать по поводу тайн этого культа, если бы не хотел получить ответ на вопрос, на который не ответили мои предшественники-исследователи. А именно, кто такие предсказатели и чем они, в сущности, занимаются? Я пробыл в Кархиде дольше прочих исследователей и все же не знал, есть ли правда в рассказах о предсказателях и их пророчествах. Легенды о предсказателях распространены на всех заселенных людьми планетах.
Предсказывают боги, предсказывают духи, и компьютеры тоже предсказывают. Неопределенность советов оракулов и статистическая вероятность представляют многочисленные увертки, а противоречия уничтожаются верой. С другой стороны, я не убедил еще ни одного кархидца в существовании телепатической связи. Он не убедится, пока сам не «увидит». Точно такова же моя позиция по отношению к предсказателям жанндарам.
Идя по тропе, я понял, что в тени леса размещается целый поселок. Здания его разбросаны, как и в Рере, но выглядит этот поселок по-деревенски мирным. Над крышами и тропой свисали ветви хеммена, самого распространенного на Зиме дерева, крепкого хвойного растения с толстыми бледно-алыми иглами. Шишки хеммена усеивали ветвящиеся тропы. Ветер приносил запах пыльцы хеммена, и все дома были построены из его древесины. Я остановился, гадая, в какую бы дверь постучать, но тут какой-то человек вышел из леса и вежливо поздоровался со мной.
— Вы ищете место для ночлега? — спросил он.
— Я пришел с вопросом к предсказателям.
Я решил, по крайней мере в первое время, выдавать себя за кархидца. Подобно моим предшественникам-исследователям, я никогда не имел неприятностей, выдавая себя за туземца, если это было нужно. Среди множества кархидских диалектов мой акцент проходил незамеченным, а сексуальная ненормальность скрывалась под тяжелой одеждой. Мне недоставало толстой волосяной кисточки, у меня был несколько другой разрез глаз, я был смуглее и выше большего числа гетенианцев, но все это было в пределах нормы.
Бороду мне удалили совсем, прежде чем я покинул Юллул. В то время мы не подозревали о волосатых племенах Перунтера, которые не только носили бороды, но вообще полностью заросли волосами.
Изредка меня спрашивали, где я сломал нос. У гетенианцев сильно выступающие узкие носы со стягивающими ноздрями, прекрасно приспособленные к вдыханию морского воздуха. Человек на тропе Стерхеда с любопытством взглянул на мой нос и сказал:
— Тогда, может быть, вы хотите поговорить с Ткачом? Он ниже на поляне, если не поехал куда-нибудь. Или вначале предпочитаете поговорить с кем-нибудь другим, из холостяков.
— Не знаю, я крайне невежествен…
Молодой человек насмешливо поклонился.
— Я польщен! — сказал он. — Я прожил здесь три года, но не приобрел еще достаточно невежества, чтобы оно было достойно упоминания.
Он явно забавлялся, но манеры его оставались вежливыми, и, вспомнив отрывки из сказаний Жанндары, я понял, что безбожно хвастал, все равно, как если бы я сказал ему: «Я исключительно красив».
— Я хотел сказать, что ничего не знаю о предсказателях.
— Завидую, — сказал юный житель Стерхеда. — Но если мы хотим прийти куда-нибудь, нужно оставить на снегу след. Я покажу вам дорогу на поляну. Меня зовут Росс.
— Дженри, — сказал я.
Я отказался от своего «л». Вслед за Россом я углубился в лесную тень. Узкая тропа часто меняла направление, извиваясь по склону. Тут и там поближе и подальше от тропы среди массивных деревьев виднелись маленькие дома. Все было красным и коричневым, влажным, ароматным и тусклым.
Из одного домика доносились мягкие свистящие звуки кархидской флейты. Росс шагал легко и быстро, как девушка, в нескольких ярдах передо мной. Но вот его белая куртка сверкнула на солнце и мы оказались на широком лугу.