Священник обнял плачущего Мэтью, и, пока они стояли рядом, даже бывший криминальный авторитет опустил голову и отвернулся.
Глава двадцать вторая
Хорошо, что Мэтью дал упряжке время отдохнуть, потому что остаток дня ему пришлось гнать и себя, и животных, не жалея сил. Серые, набухающие от дождя тучи все еще висели над головой, солнце светило тускло. Мэтью сидел на месте кучера, велев Профессору оставаться в повозке и заниматься чем угодно. Он не доверял ему поддерживать нужный темп, потому что верил, что мог сделать это только сам. И хотя он чувствовал сожаление к уставшим животным, он не мог позволить им остановиться и отдохнуть. К тому времени, как они доберутся до парома в Местре, они могут упасть замертво, но надо было во что бы то ни стало доехать до переправы раньше, чем опустится тьма.
Времени оставалось в обрез. Мэтью чувствовал, как что-то постоянно царапает его по затылку. Хадсона и Камиллу могли уже замучить до смерти, но он не оставлял надежд найти их.
Было уже поздно, когда повозка подъехала к причалу парома. Над серой лагуной сияли золотые огни Венеции. Вода была неспокойной, ветер с юга усилился.
Заплатив пошлину, повозка съехала по пандусу на парусную баржу вместе с другой повозкой, перевозившей пиломатериалы. К ним присоединились два всадника, и вскоре паром отчалил.
Это была трудная поездка, и ни одна из лошадей не оценила непредсказуемые покачивания парома и брызги, попадавшие им в морды через окрашенный в красный цвет нос парома.
Когда паром пришвартовывали к пирсу в Венеции, худой, костлявый капитан с копной вьющихся седых волос и седой бородой до пояса обратился к пассажирам с объявлением на итальянском, которое Мэтью попытался понять, напрягая свои познания в латыни. Он смог уловить лишь, что из-за il tempo — непогоды? — il traghetto — сам паром — chiusura в un’ora. Мэтью расшифровал «один час», и ответом на итальянскую загадку, очевидно, было то, что из-за ухудшающейся погоды переправу на пароме закроют через час.
Мэтью усадил Профессора на скамью, а сам отправился по узким извилистым улочкам туда, где, как он помнил, находилась контора Менегетти. Бедные лошади почти выбились из сил. Если перегрузить их еще, у животных в любой момент может случиться сердечный приступ. По правде говоря, Мэтью был уверен, что так и будет.
Проехав по множеству мостов и каналов, Мэтью остановил повозку перед двухэтажным зданием, похожим на свадебный торт, на медной табличке у двери которого было написано «Meneghetti e Associati». Он не обращал внимания на сердитые крики возниц, следовавших за ним, поскольку повозка занимала большую часть улицы. Им придется объезжать.
— Здесь я тебя покину, — сказал Профессор.
— Делайте, что считаете нужным, — сухо ответил Мэтью.
— О, я так и сделаю! И я часто буду думать о тебе, как о молодом человеке, который считал себя таким умным и способным, что позволил злу этого мира погасить его свет. Не нужно пробуждать для этого демонов из зеркала, Мэтью… совсем не нужно.
Фэлл спустился на мостовую. Мэтью тоже спешился, его лицо озарилось гневом.
— Вы мне обязаны, — выпалил он.
— Я? Обязан тебе?
— За все то, через что заставили меня пройти. За эти ваши… угрозы, запугивания, ужасы… за все, что вы сделали этими чертовыми наркотиками с Берри и Хадсоном… за ту кровавую карточку… за мысли о том, что каждый раз, когда я выхожу из дома, за мной может следить ваш убийца. Да. Вы мне обязаны.
Профессор подошел к Мэтью вплотную, его янтарные глаза загорелись, а губы искривились в презрительной ухмылке. Арканджело обработал рану на его щеке и наложил небольшую гипсовую повязку.
— Я заплатил сполна, — прошипел он, — я оставил тебя в живых.
С этими словами он повернулся и пошел в сторону гавани.
Мэтью остался один. Он больше не колебался. Войдя в здание, он обнаружил в вестибюле все ту же привлекательную молодую девушку, обмакивающую перо в чернильницу над одним из желтых счетов. Она посмотрела на него, убрала чернильницу и захлопала ресницами.
— Posso aiutarla, signore?[47]
— По-английски, пожалуйста, — сказал Мэтью. — Вино. Vino.
Но, начав говорить, он прошествовал мимо ее стола и открыл дверь, ведущую на лестницу. Она встала и запротестовала, но он уже поднялся и зашагал по коридору, выложенному сотней глазированных плиток, прямо к двери с надписью «O. Meneghetti». Мэтью вихрем ворвался в эту дверь. За ней его встретил загорелый состоятельный торговец вином в бежевом костюме, отделанном светло-голубым, в белой рубашке и белом галстуке с золотой булавкой в форме маленькой винной бутылки.