Возражения к заметке Александра Панчина, где он критикует Пола Фейерабенда.
Не могу не отметить, что в действительности вышеприведенное не совсем верно.
Во первую очередь отмечу, что Фейерабенд никогда против науки не выступал. Об этом он заявлял в своем интервью гарвардскому профессору математики Джону Хоргану, которое приведено в книге «Конец науки» за авторством последнего. Несмотря на такое название, прочитать книгу я настоятельно всем рекомендую. Тем более, что автор ее никогда не сомневался в результативности научного познания. Он лишь задается вопросом: возможно ли такое, чтобы когда-нибудь наука разгадала все без исключения тайны природы и умерла, превратившись в целостное необновляемое знание? Автор приходит к выводу, что такое возможно.
Слова Александра Панчина о том, что будто бы «даже самые дремучие идеи не просто находят себе место под Солнцем, но культивируются и восхваляются», – просто ошибочны.
В качестве доказательства можно привести того же Фейерабенда. В действительности этот философ никогда не пользовался особенной популярностью ни у профессионалов, ни у рядовых граждан. Когда в 1975 году была опубликована его книга «Против метода», то рецензии на нее были либо разгромными, либо снисходительными. Об этом писал и сам Фейерабенд в своей работе «Наука в свободном обществе». Этот подтверждает и Хорган в названной мною выше книге. Если же вы не верите этим двоим, то можете обратиться на философский факультет МГУ, где вы едва ли обнаружите хотя бы одного сторонника Фейерабенда. Идеи этого человека стоят весьма далеко от путей развития философии XX века, а потому и сейчас остаются глубоко маргинальными. В среде философов на Фейерабенда смотрят как на некую диковинку, при виде которой можно выразить удивление необычностью и странностью ее, но не более.
Не забывайте также и того, что Фейерабенд многократно уточнял то, как его следует трактовать. Ссылаться в этом отношении на его раннюю книгу «Против метода» – совершенно непозволительно, ибо затем были уточняющие ее работы «Наука в свободном обществе» и «Прощай, разум», а также некоторые интервью, к числу коих относятся и взятые Хорганом.
В своих последующих сочинениях данный автор не столь радикален, сколь в первом. Там он говорит лишь о равнозначности всех форм мировосприятия, а также критикует всевозможные попытки формализировать научное познание (критерий Поппера и т.п.). Фейерабенд полагал, что наука сама способна действовать без всяких искусственно навязанных ей критериев, не нуждаясь для успешного функционирования в оных. На взгляд данного автора хорошие ученые всегда будут способны отделить лженаучную чушь от подлинного знания.
В своей «Науке...» Фейерабенд пишет: «Следовательно, если наша оценка опирается на признанные стандарты, то единственное, что мы модем сказать относительно такого исследования, – это «Все дозволено». Я обращаю внимание на контекст этого утверждения. «Все дозволено» не есть некий «принцип» новой методологии, предлагаемой мной. Это единственный способ, которым убежденный сторонник универсальных стандартов, делающий понять историю в своих терминах, может выразить мое понимание традиций и исследовательской практики, изложенное в разделах 2 и 3.».
Особенно меня удручают такие слова Панчина: «Подобные призывы можно сравнить с тем, как если бы наши депутаты собрались в комитете по здравоохранению и предложили Минздраву срочно ввести по всей стране массовое лечение Анафероном и другими релиз-активными гомеопатическими препаратами, без необходимости доказывать их эффективность… Хотя… Кажется, именно это они и сделали пару месяцев назад. Фейерабенд был бы доволен!».
Панчину следовало бы знать, что Фейерабенд был анархистом, а потому государственное насилие не одобрил бы в принципе. Более того, этот человек последовательно выступал против утверждения любой точки зрения насильственными методами. Именно поэтому он посвятил целый раздел своей «Науки в свободном обществе» учреждениям общественного (ни в коем случае не государственного!) контроля за деятельностью ученых. Фейерабенд полагал, что каждый человек сам должен решать, чем ему лечиться. Государство же не имеет никакого права навязывать гражданам те или иные лекарственные средства, будь они гомеопатическими или нет.
Касательно мнимой «политоты», о которой пишет Панчин. Да, Фейерабенд ссылался на работу Владимира Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», которая к политике имеет весьма посредственное отношение. Сам автор поясняет ссылку на Ленина таким образом: «В своей книге я цитировал Ленина как человека, хорошо знакомого с той сложной «областью, которую некоторые называют «методологией». Я назвал его «знающим и вдумчивым наблюдателем» и в примечании добавил, что он «мог бы дать полезный совет каждому, включая и философов науки».».
Не забывайте также, что критикуемый здесь автор и сам превосходно видел, что «политическая философия и философия науки превратились в арену самовыражения невежества».
Поскольку меня могут упрекнуть в предвзятости, то скажу, что Фейерабенда я не люблю, а его идеи были мною раскритикованы в «Нищите позитивизма».
Epistolae in diarium «Melissa».
Salvate!
Rogo veniam ante vos multo, quo scribero in vobis diarium in Latinae barbaricam, sed alioquae me non scio.
Ante loquuntur de rem meam, me decet de sibi ad vos narravit, quodquod vos scirendit, quod me sunt. Scribant ad vos unus scholaris moscoviensis, quis habeo nascior in terrae Rossicae.
Alioquis annorem me studerui et studerui Latinam in urbem suam, sed non scio de vos et de «Latinam vitae». Sed posthac me de vos exciperat et noviis fortes pro suam vitae et laborum in artibus nanciscui. Post etiam dominus Alexius Slednikov, quod docerat in Universitatis Jaroslaviensis et nuper defendit dissertatio de historiae «Latinam vitae», – narrarui me etiam de vobis.
Et nunc, quando spiritus meus in benitatissimum statum sunt, – me scribero ad vos cum meam casem.
Nuper me scribui unum librum in barbaricae Latinae, nomine quae «Novae epistolae obscurorum virorum. Epistolae honestae virorum Russorum, quas magister Constantinus Semenis hunc in librum collegit».
Haec librum, quod vos omnes posse suspicarat, – simulatio librum «Epistolae obscurorum virorum» est. In haec parvulum pamphletum me irridero multibus rossicis politiciis, diurnaristas et aliis viriis publiciis, qui in nostrem Patriam habebant malum famam, quod homines indoctis et foedis.