Выбрать главу

Виктор: Марш шахтеров Бруэя в Париже был запрещен.

Сартр: Да, но это вас далеко не заведет. Вы должны признать этот сектор легитимной иллегальности, именно в нем ваша реальная сила. И вы должны сохранять, а не систематически разрушать, Красную Помощь, которая только и может служить для этой цели. Вы упрекаете их в терроризме, что на деле означает, что в одной и той же местности они проводят пропаганду от двери к двери — практически легальную форму агитации, — а также проводят насильственные, и потому нелегальные, действия, устрашающие людей, которых они смогли убедить в процессе агитации.

Гави: Я согласен, частично. Каждое движение, если оно не хочет быть отрезано от народа, обязано в то или иное время опускать корни в удобрение из неоднозначных, отчуждающих идей двойственного характера. Священная потребность в справедливости является в то же время отказом от двойного стандарта и желания подавлять. Это нормально — взять за отправной пункт те потребности, которые были скрыты, сфабрикованы и затем перевернуты для иных целей буржуазией. И затем ясно показать противоречия внутри институтов, которые все еще признаются, усилить эти противоречия для того, чтобы взорвать их, прийти к точке, когда массы создадут собственную легитимность, и противопоставить ее закону. Только я думаю, что в тот момент, когда организованное движение использует институты таким образом (это не исключает нелегальные действия, таких, как марш в Béthune), что его участники должны полностью осознавать тот факт, что они больше не могут высказывать определенные вещи. Например, когда судья Паскаль выражает справедливое отношение к шахтерам, его нельзя в то же самое время критиковать за то, что он следователь, репрессивный судья и т. п. Но почему вы не признаете взаимодополнительности между той работой, которую можете выполнять вы, — состоящей в обострении противоречий внутри институтов, продолжении проведения незаконных акций — и, с другой стороны, всем тем движением протеста, который обнаруживает себя среди многих молодых людей. Это течение не организовано и потому не подчинено молчанию массовых организаций: они могут высказывать всё. Оно может доходить до крайностей — но избыток тоже является частью народной традиции. Я имею в виду, что вы, Виктор, вы не можете измерить эффективность этого течения, выражающего себя бурным и даже вызывающим образом. Вы не можете утверждать, что в какой–то момент Bobigny позитивен, тогда как такой–то и такой–то митинг в Mutualité два года назад таковым не был. Вы не можете измерить диалектическое отношение, которое может существовать между массовой акцией и актом провокации, который разворачивается одновременно с ней. Определенные виды борьбы напрямую атакуют отчуждающие идеи, и эта борьба зачастую становится более вызывающей из–за того, что их осуществляют бунтовщики и находящиеся в меньшинстве. Но, с другой стороны, если мы хотим, чтобы нас сразу услышали, мы должны делать то, что делали вы. Со всем этим можно примириться. Я боюсь, что вы посчитаете то, что называете левым экстремизмом, провокационным течением, с которым вы будете сохранять отношения, но с которым не соглашаетесь. В итоге это будет то, что начала делать Ligue год или два назад. Она открестилась от леворадикального движения. И сейчас маоисты тоже собираются от него отграничится? Возьмем Bruay–en–Artois: я считаю основание Комитетов Справедливости и Правосудия большой победой, и вы правы, требуя, чтобы простой народ контролировал правосудие. Меня поразила одна вещь в деле Бруэя: единственными молодыми людьми, вовлеченными в это дело, были те четверо, чьи родители либо состояли в Комитете Справедливости и Правосудия, либо организовывали дело напрямую. Но в целом все было организовано 1) женщинами, 2) людьми определенного возраста. Я знаю, что многие покидают Бруэй, шахты закрываются и т. д. Но старшая школа, например, не была охвачена, и мне интересно знать, не был ли этому причиной язык, который вы использовали. Это был язык тех, кто сделал 1936–й, тех, кто сделал 1936–39–й, кто продолжает защищать традиционную мораль. Не было ли противоречия между этими возрастными группами, этим образом мышления, и молодыми людьми, которые склонны читать Charlie–Hebdo.