Тристин не спеша подошел к Ли и встал рядом, чтобы разделить с ней ее восторг.
— Впечатляет, правда? Родовое поместье семейства Симмонсов — Пирсов.
Он гордо провел рукой по воздуху, как бы знакомя ее с замком.
— На протяжении почти всей американской истории этот дом был центром событий. Здесь подписывали соглашения президенты, составляли боевые планы генералы, сговаривались шпионы, танцевали на балах меценаты. Этот дом не памятник истории. Он и есть история.
— Папа, сейчас не время для всего этого. Уверена, Ли гораздо важнее сейчас не прошлое нашего дома, а ее собственное будущее.
Ли посмотрела на Миру Симмонс и улыбнулась ей. Кузине Мире.
Они все — Мира, Пег, Тристин — приходились ей дальними родственниками. Очень дальними. Циничная сторона Ли подсказывала ей, что Пег и Тристин назвались тетей и дядей, только чтобы показать, что они здесь главные. Что диктовать условия будут они.
Но Ли не собиралась стирать со своего лица улыбку. Ей было наплевать. И на них, и на все на свете.
Чтобы сюда попасть, ей пришлось убедить психиатров, что она не представляет для себя угрозы. В определенной мере это была правда. Правда, готовая разбиться под весом упавшей ресницы. Сегодня. Завтра. На следующей неделе. Через какое-то время она снова попытается.
«А пока просто улыбайся», — сказала себе Ли.
И обратила свою натянутую улыбку к Мире.
Мире было девятнадцать, на три года больше, чем Ли. На ней были настолько дорогие брюки из джинсовой ткани, что назвать их джинсами не поворачивался язык, а поношенный свитер никак не сочетался с его собственным ценником. Над ее волосами и ногтями стилисты поработали с величайшей скрупулезностью — и все ради того, чтобы она выглядела как все. Ли подсчитала, что в потрясающе обыкновенную внешность Миры Симмонс была вложена минимум тысяча долларов.
— Видишь это окно? — спросила Мира, показывая на башню, которая приковала взгляды Ли и Тристина. — Третье снизу. На этом этаже это единственная комната. И она твоя.
Она наклонилась к Ли так, будто собиралась поделиться секретом, но вместо этого обычным голосом произнесла:
— По мне, так это лучшая комната в доме.
— Почему же? — спросила Ли, интересуясь ответом только наполовину.
— Из-за призраков!
Интерес Ли подрос еще на четверть.
— Призраков? Круто!
Мира засмеялась.
— Мира, — осекла ее Пег, — не забивай Ли голову всякой чепухой. Прости, Ли, — продолжила она. — Наша Мира слишком много времени проводит за телевизором.
— И слишком мало за учебниками, — добавил Тристин. — Когда осенью начнется учеба в колледже, такое уже не пройдет.
Пег недовольно вздохнула.
— Мира, будь добра, проводи Ли в ее комнату, пока мы опять не начали этот разговор. Ужин будет готов через двадцать минут.
— Конечно, — ответила Мира.
Выглядывая из-за маминого плеча, Мира подняла брови и игриво сморщила губы.
— Люблю тебя, папочка.
Тристин улыбнулся, вздохнул и покачал головой в знак поражения.
— И я тебя люблю.
Мира подняла с пола чемодан Ли и повела ее внутрь. Ли двумя руками взяла свою спортивную брезентовую сумку и покорно последовала за Мирой.
Изнутри стены особняка были обшиты панелями темного дерева. От количества портретов на них глаза Ли непроизвольно расширились. Те немногие зазоры, что оставались между изображениями представителей рода Симмонсов — Пирсов, заполняли пейзажи.
Наклонившись слегка в сторону, Ли заглянула в соседнюю гостиную. Как и в фойе, в ней тоже стены были увешаны картинами.
Тяжело дыша, Ли бросила сумку на пол. Почувствовав в сердце какую-то необъяснимую надежду, она ринулась в комнату. Не обращая внимания на остальные портреты, она остановилась у изображения женщины, висевшего рядом с окном.
На сусальном золоте рамы, будто гало окружавшем картину, переливался солнечный свет. Женщина с портрета была одета в синее платье с пышной юбкой из давно ушедшей эпохи. У нее были золотисто-каштановые кудрявые волосы, и на лице светилась добрая улыбка.
Мира встала рядом.
— Ли? Что такое?
— Кто эта женщина? — спросила Ли, показывая на картину.
— Это Ребекка-Флоренс Пирс. Она умерла в начале девятнадцатого века. А что?
Ли засунула руку в потайной карман своей толстовки и принялась в нем что-то нащупывать. Наконец она достала оттуда фотографию и протянула ее Мире.
— Посмотри, на этом снимке моя… была… моя мать.
Несколько секунд Мира изучала фотографию, сравнивая ее с картиной.
— Спасибо, — сказала Мира, отдавая фотографию обратно. — Я не хотела спрашивать сама. По крайней мере, не сразу. О том, кем ты нам приходишься. Вопрос касается твоих родителей, а значит, отвечать на него или нет, ты должна решить сама.