– Ага.
– Саймон.
– Я могу сам ему сказать. Например, что у тебя был понос, а ты стесняешься сказать об этом. Уж Гаррет-то точно поймет.
– Я не хочу, чтобы он думал про меня такое!
– Значит, точно скажу ему.
– Я тебя ударю.
– Я тоже, – поддерживает меня Нора.
– И почему все девушки такие кровожадные?
Я даже не отвечаю, просто пытаюсь испепелить его взглядом.
– Тогда вообще ничего не говори, – предлагает Саймон спустя пару секунд. – Он скоро просто забудет об этом.
– То есть теперь ты предлагаешь молчать?
– Ага, – уверенно кивает Саймон.
Получается, мне нужно сказать правду, соврать и избегать разговора. Спасибо, Саймон, за проникновенную мудрость.
– Что ты вообще думаешь о Гаррете? – неожиданно спрашивает он, хитро глядя на меня.
– Саймон, ты на часы смотрел? Уже почти 8:15. – Я готовлюсь выскочить из машины.
Осталось только как-то затащить его в музыкальную комнату. Может, попросить его посмотреть, как я играю? Насколько это глупо? Вряд ли он заподозрит неладное, но вполне может просто спросить: «Что?!» И все, игра окончена, если только не загонять его туда силой, а показаться слишком настойчивой или ненормальной я не хочу. Но и Брэма подводить нельзя, так что…
– Мне нужно в туалет. Держи. – Нора пихает Саймону в руки гитару и убегает в сторону школы.
– Понос, – понимающе кивает он, потом переводит взгляд на чехол с инструментом. – И что мне теперь с этим делать?
Нора, ты чертов гений.
– Оставим в музыкальной комнате, – говорю я так непринужденно, как только могу.
Вся комната увешана елочными гирляндами. В марте. И Саймон умудряется этого не заметить.
– Кто-то вытащил твою ударную установку, – говорит он, оставляя рядом с упомянутой установкой гитару Норы.
– Она не совсем моя. – Я бросаю взгляд на кладовку и только потом поворачиваюсь к Саймону. – Любой может ею пользоваться.
– Правда? – с восторгом переспрашивает он.
– Правда. Можешь сам убедиться.
Саймон забирается на стул с таким видом, будто ему четыре года и он оказался за штурвалом самолета. Я протягиваю ему палочки и выдерживаю полный энтузиазма взгляд.
– Всю жизнь мечтал об этом.
– Серьезно?
Он кивает.
– Так что, мне просто…
Я снова кошусь на кладовку, пытаясь подавить смех.
– Давай. Просто барабань, и все.
Стоит ему взмахнуть палочками, я жму на кнопку записи на телефоне. Из кладовки доносится громкий хруст, затем тихая музыка.
– Что это было? – спрашивает Саймон.
Кто-то подкручивает звук, музыка играет громче, дверь распахивается, и в проеме появляется Брэм с расческой в руках.
– Мне не много нужно на Рождество…
Я поспешно отступаю назад, чтобы в кадр попала реакция Саймона: он замер на стуле как на насесте, поднеся руки ко рту и широко раскрыв глаза. Музыка ускоряется, Брэм делает шаг вперед, а за ним в комнату вваливаются Гаррет, Ник и Эбби.
И вот оно! Эбби и парни изображают подтанцовку: пальцы растопырены, руки то взлетают в воздух, то мягко опускаются вниз, а Брэм с безупречной точностью шевелит губами в такт словам песни, и на груди у него черными буквами наклеено всего одно слово.
Джоакин.
Саймон продолжает восседать на табурете, и вид у него обалдевший.
Я даже не знаю, куда смотреть, – это слишком прекрасно. Мечта, которую он описывал в своем фанфике, стала реальностью. Поверить не могу, что Брэм до этого додумался – и что у него все получилось.
Разумеется, Эбби держится профессионально, попадает в ноты и улыбается так, будто она на сцене Бродвея. Ник подошел к делу не без иронии: я вижу на его губах улыбку. Забавно: сейчас они держатся совершенно непринужденно. Глядя на этих двоих, никогда не догадаешься, что они могут ссориться.
Но Гаррет… Он очаровательно неуклюж. Прыгает на одной ноге из стороны в сторону, руки живут своей жизнью. Я уверена, что он дважды чуть не упал.
Когда песня заканчивается, Брэм указывает на Саймона пальцем.
– Саймон Спир, пойдешь ли ты со мной на выпускной?
Саймон кивает в ответ и срывается с места, чтобы обнять Брэма.
– Ненавижу вас всех, – сквозь смех выдавливает он. – О боже. Да.
Добравшись до Брэма, он касается ладонями его лица, а потом целует. Я думала, так целуются только в кино…
Гаррет свистит, Саймон показывает ему средний палец.
– Это невероятно, ребята, – говорит он, оторвавшись наконец от Брэма. Потом с улыбкой тычет его в грудь. – Джоакин.