— Что случилось, Либерти? — Вальмор был удивлен, ибо Либерти никогда не была сентиментальной.
— Ты меня больше не любишь, да, Вальмор?
— Почему ты так решила?
— Я живу здесь столько дней, а мы и парой слов не перекинулись. Ты, наверное, поражен тем, что я убила Бальтора, но у меня не было другого выхода, он ведь убил Эля и если бы не эликсир, то всё было бы иначе.
Вальмор вздохнул.
— Знаешь, чему я удивляюсь, Либерти? Нет, не твоему поступку, людям не дано знать, как они поступят в той или иной ситуации, а тому, почему я не смог увидеть в тебе тех черт, которые привели к этому. Я всегда слишком сильно любил тебя, не замечая твоих недостатков — ты ведь росла в приличной семье, обучалась в лучшем пансионе, много лет жила в высшем обществе, и я думал, что всё хорошо, но никогда, и теперь я это понимаю, я никогда не был тебе хорошим отцом, другом, да, но не отцом и мне горько это осознавать. Ты не виновата, что выросла такой, и я боюсь, что у нас теперь не будет времени, чтобы всё исправить.
Либерти смотрела на Вальмора и с трудом сдерживалась, чтобы не заговорить — бедный, добрый и простодушный Вальмор, он винит себя в том, что она такая, какая есть, если бы он знал всю правду, которую она скрывала годами, ведь ложь — такое сильно искушение. Что никогда она не была хорошей девочкой, что детство её прошло в Эонфлаксе среди воров, убийц и проституток, что она уже родилась с болезненной склонностью ко всему о чем приличные люди стараются даже не думать, что ради своих близких она убьет тысячи людей без малейшего сожаления и раскаяния, и что она никогда не была как все и скорее всего уже не будет. Но Вальмор этого никогда не узнает, пусть он сейчас пострадает немного, а потом простит её, как все святые родители, которые любят своих чад, даже если они оказываются порождением зла и разбивают им сердца. Такова жизнь, в каком бы мире вы не находились.
9
— Эль, а если бы я не спасла тебе жизнь, то как бы ты ко мне относился? — спросила Либерти у Эля, когда они по заданию Лилию пололи грядку с морковью.
— В каком смысле?
— Ну, помнишь я тебе сказала, что мой отец виноват в смерти твоей мамы.
— Я расспросил отца, пока ты болела — Натаниэль на минутку остановился — дело даже ни в том, что ты меня спасла, я всё решил для себя еще до этого инцидента — дети никогда не несут ответственности за грехи своих родителей. И если уж мой отец смог принять тебя, то разве я имею право осуждать и ненавидеть тебя за то, в чем ты не виновата, ведь тебя тогда еще даже в проекте не было. Так что когда мы вернемся домой, то ты станешь моей законной сестрой.
— Не обижайся, Эль, но я действительно передумала, просто во время болезни я видела маму, я думаю это знак, что я должна наконец найти своих настоящих родителей.
При этих словах Натаниэль почему-то занервничал и принялся наряду с сорняками выдергивать из земли и морковь.
— Ты что делаешь? А ну-ка, Эль, ты явно что-то скрываешь.
— Что за чушь. Я и скрываю, да я самый честнейший человек на свете.
— Знаем какой ты честный, а кто вечно прятал от меня шоколадные конфеты и говорил, что они закончились?
— Да ты их пожираешь без счету, не напасешься.
— Просто в Лейне шоколад трудно достать, вот я и сорвалась.
— Ага, три месяца подряд срывалась, я всё думал, когда тебя наконец стошнит.
— У, конфет пожалел, жадный ты Эль, у тебя, наверное, и снега зимой не выпросишь.
— Я не жадный — оскорбился Эль — я просто ем медленнее, не то что ты, ам — и килограмма как не бывало. И вообще, как у такой славной женщины как Герта мог родиться такой проглот как ты?
— Что ты сказал?
— Ты о чём?
— Не юли, откуда ты знаешь мою маму, а? Отвечай, а не то … короче плохо тебе тогда будет.
— Ой-ой, напугала.
Когда Лилия пришла принимать работу, то два её помошничка вовсю катались по земле, дубася друг друга чем под руку попадется.