– Ночью, наверное, пойдет группа охотников и других опытных мужиков, кто эти места возле Либежгоры хорошо знает.
– Уже решено, значит?
– Ну точно не знаю, вроде к нам должен Дым после ужина зайти.
– Хм-м-м… Хм-м-м… – язвительно изобразил его мычание Данька, и Маша тут же прыснула от смеха. Я посмотрел на них. В темноте их лица казались каким-то странными, словно светящимися. Белые, блестящие глаза. Белесая кожа и с трудом сдерживаемый смех. На секунду я даже испугался этого их странного вида, но потом тоже не выдержал и рассмеялся в голос. Мы стали смеяться хором, как дураки. Мне кажется, на секунду мы даже забыли, над чем смеемся. Мы смеялись друг над другом, над тем, как это бывает, когда видишь практически родное лицо друга, смеющегося над чем угодно. Это само по себе забавляет и радует. На душе стало очень легко. А ведь где-то там, в лесу сейчас бродила моя бабушка.
Через несколько минут мы были уже у моего дома. Ребятам предстояло идти дальше. А я спешил домой, чтобы успеть немного вздремнуть, перед тем как отправиться в лес.
– Ну что?
– Если идем в ночь, то, значит, увидимся.
– Вы уверены?
– Ты что, конечно, я только за.
– А я давно мечтал с тобой всю ночь по осеннему лесу пошляться. Таких приключений у нас еще не бывало, да и так далеко мы еще никогда не заходили.
– Это точно! Ладно, ребят, спасибо вам, увидимся!
– Давай и спокойной ночи тебе, если все-таки ночью искать не пойдем.
– И тебе, Маш!
И действительно, ведь мы с Даней часто уходили в лес – просто посидеть у костра, попробовать построить новый штаб или выковать на костре нож из ржавого куска железа. Когда мы были всей компанией, то и Машка с Ленкой всегда были с нами. У нас никогда не было этих странных предрассудков, что относится к женским делам или вкусам, а что к мужским. У нас всегда все было вместе, строили ли мы плот, хижину или обустраивали хозяйство в очередной землянке. Жаль, что Ленка, скорее всего, не приедет. Я был бы рад ее увидеть, с ней мы как-то были особенно дружны, хотя в городе почти не общались.
Мы сидели всей семьей за столом и в очередной раз пили чай. Обсуждая услышанное и высказывая различные гипотезы о произошедшем, мы коротали время до появления Дыма, который должен был сказать, что решили насчет ночных поисков. Если готовых людей нашлось бы достаточно, то в эту ночь обе мои тети, Таня и Вера, должны были отдохнуть. Потому как в прошлую ночь они почти до самого утра вместе с остальными бродили в поисках бабушки по болоту. И толком не выспавшись, вынуждены были приступить к поиску уже утром. Между тем кто-то еще и должен был заниматься хозяйством. Да и мы с мамой тоже ослабли. Было нелегко, все были измучены и хотели спать, а врожденный крестьянский образ мыслей не позволял пустить дело на самотек или даже просто передать его в чужие надежные руки.
Итак, ожидая дядю Толю, мы пили чай и отдыхали. По радио с треском звучал романс «Соловьи». Таня очень любила эту песню, поэтому все мы ненадолго прекратили разговоры, чтобы не мешать ей слушать. Песня вызывала у нее ностальгию, как, впрочем, и у всех, чье детство пришлось на тяжелые военные годы. Таня, словно не заметив, что мы перестали разговаривать, сказала, чтобы мы пили чай, пообещав сейчас вернуться. Я знал, что она сейчас наверняка сидит у радио и плачет. Мало того что беда с бабушкой, а тут еще и это. Никогда не мог переносить такие моменты. С одной стороны, все мы всегда сопереживали жертвам войны, всем тем, кто потерял близких, кто потерял самого себя. Но если говорить искренне, мы могли лишь лицемерно сотрясать воздух, разглагольствуя о чувствах, которых сами мы не знали и никогда не смогли бы узнать. Поэтому я всегда избегал таких моментов и предпочитал не вмешиваться в чьи-то тяжелые думы со своим фальшивым сочувствием. Ведь я-то знаю, что никакого сопереживания нет. Это невозможно понять или прочувствовать до конца никому из тех, кто родился «под солнцем». Мне даже на 9 мая было стыдно произносить все эти глупые заученные фразы. Достойнее было просто промолчать. Во всяком случае, так мне всегда казалось. А тут еще и бабушка. И ведь это мне она бабушка, а ей мать родная, которая ее через войну протащила и уберегла. Ну вот хоть под землю провались.
Через некоторое время Таня вернулась, вытирая остатки слез под глазами. Тетя Вера продолжила разговор:
– Слушай, Таня, я вот что подумала. Оно, может, и сходить? Хуже ведь от этого точно никому не будет.
– Куда сходить?
– К Воробьихе.
Ненадолго повисла пауза.
– Я знаю, что все это сектантские мракобесия, но… А вдруг нет? И к тому же, я сегодня вот знаешь что узнала?