Так мы и лежали рядом. Долго, молча, без обычного зубоскальства. Лежали, пока нас не нашли свои. Я еще не знал, что тоже не выйду отсюда невредимым.
Отчего-то вспомнилось, как в самом начале, когда стало ясно, что мы напоролись на засаду, старлей, уже лежа на земле, перекрестился со словами:
- Господи, помоги!
Я видел много смертей, но в такой близости - первый раз. Еще после увиденной первой задумался над тем, почему же так происходит, что одним Бог помогает, а другим нет? И, чтобы не надеяться понапрасну, сказал Богу:
- Господи, я знаю, что ты есть, но никогда ни о чем тебя просить не буду, потому что ты слышишь так много просьб, что не успеваешь всем помочь. Я это понимаю, Господи, поэтому и не обижаюсь.
Так я решил свои отношения с Богом, я его и вправду с тех пор ни разу не побеспокоил.
Эй, старлей, когда ты уже оставишь меня в покое?
Дурнота постепенно прошла. Я осторожно сел, а потом и встал, и, хотя руки еще заметно дрожали, смыв кровь, заставил себя добриться. Магазин находился через дорогу. Тот самый, в который Аля почему-то не любила ходить.
На свой третий этаж я поднимался медленно. У двери Али стояла Ивановна и о чем-то размышляла. Я никогда не разговаривал с ней кроме единственного раза, когда просил ее заняться моим хозяйством, деньги предпочитал оставлять на столе. Но сегодня я явно был не в себе, потому что спросил, что случилось. Оказывается, она собралась к мужу Али, который жил рядом, в доме с магазином, но боялась, что Аля этого не одобрит.
- К какому мужу? Где живет? - я ничего не понимал.
- Ну, как к какому? - Ивановна явно обрадовалась, что нашла собеседника. - Мужа она уж года три, как выставила, когда он ребеночка с другой прижил. Все с работы возвращался с молодой девицей, вроде как страшно было зимой ей одной идти. Он не хотел уходить, да Аля и слушать не стала, вещи враз собрала. Так он как выпьет, так к ней и бежит, плачет, назад просится, они ведь со школы вместе. А сыночек поехал на лето к ейной матери, она в Белоруссии у своей сестры живет, да назад не вернулся, сказал, что стыдно ему здесь жить. С тех пор Алевтина одна и мыкается, Никитка - приблуда только и приходит.
- Почему приблуда?
- Да потому что родители его пьют, а она его жалеет, компьютер дает, пирогами кормит.
- Ну, а к мужу-то зачем? - я начинал терять терпение.
- Так мне к внукам надо, а я целый день туда-сюда мотаюсь. Она все плачет и плачет...
Я начинал злиться. Какого черта мне пришло в голову заговорить с этой бестолковой старухой?
- Отчего плачет?
- Ну, так я и говорю... Пришла я к ней утром проведать, чайку попить... Она в другую комнату зашла, а вышла белая вся, посмотрела на меня как на чужую, да в обморок и брякнулась. Потом ничего, вроде оклемалась. Я уж три раза к ней заходила, а она все лежит и плачет. Спрашиваю, что случилось, молчит. Может и вправду к Виктору ее сходить, посидел бы с ней, поговорил... Мало ли что...
Я пожал плечами, зашел в свою квартиру и закурил, убеждая себя, что мне там делать нечего, что это не мои проблемы. Выдержал чуть больше часа...
Ни на что, собственно, не надеясь, позвонил. Аля открыла дверь. Глаза были заплаканы.
- Как хорошо, что ты пришел, - тихо сказала она, - проходи.
Зайдя в комнату, я сел в кресло и выдал домашнюю заготовку:
- Аля, я - дурак, конечно, но не женат. Это была глупая новогодняя шутка.
Уверенность в том, что она расстроена из-за вчерашнего приезда Ирины, была полной.
- Она приехала по делу и вот так глупо пошутила. Вчера вечером и уехала.
- Вы любовники? - спросила Аля по-прежнему тихо, не поднимая головы.
Я мог бы соврать, но не захотел.
- Сто лет назад, может, что-то и было, но уже давно ничего нет.
- И вы не... - она замялась, не зная, как сказать.
Ах, Аля, святая ты простота, да Ирина бы за минуту двадцать слов назвала, чтобы
обозначить то, о чем ты спрашиваешь.
- Нет, - заторопился я, - я бы не смог, даже не смей так думать.
- Я так и не думаю... но должен же ты был когда-нибудь уйти? Вот и ушел. Все нормально. Я плакала не из-за этого.
- Тогда почему?
Я ничего не понимал.
ОНА
Я махнула рукой в сторону компьютера, он подошел и нажал на клавишу. На экране высветилось письмо от сына Павла, Генриха. Он вполголоса прочитал:
- Уважаемая Алевтина, с горечью должен сообщить Вам, что первого января вечером отца не стало. Вся наша семья знает и любит Вас. Только благодаря Вам он прожил остаток своих дней счастливым. Я перешлю подарок, отец хотел, чтоб у Вас осталось память о нем. И еще... Рядом с нашим домом есть маленький домик для гостей. Отец его очень любил. В любое время Вы можете приехать и жить в нем столько, сколько захотите. Я мог бы показать Вам Альпы. Когда боль немного утихнет, я напишу Вам большое письмо об отце. Он был прекрасным человеком и любил Вас. С уважением Генрих.
ОН
Мне, по правде говоря, не особенно было жаль этого Павла, все когда-нибудь умирают, но вдруг мучительно захотелось знать, заплакала бы она по мне или нет, если бы узнала о моей смерти. Спросить я побоялся.
Аля принесла бутылку водки и две маленькие рюмки.