Только для Кима конечной целью была не северокорейская крыса. Значит ли это, что Ким открывшись с помощью Пэка, решил подтолкнуть «покупателя» на то, чтобы тот завербовал его против «поставщика» в Голубом доме? Пэк внедрился в банду провозящую в КНДР психотроп, чтобы узнать, кто его закупает, а Ким приехал в Пьён, чтобы потянуть за ниточку в деле о том, кто его продает. У ребят одна цель и при этом Пэк не может раскрыться, ища предателя в рядах сверокорейской номенклатурной власти. И только Ким знает, что шеф Бюро будет в эти дни в Пхеньяне.
Понятно, Ким - пленник и потому доверился Пэку. А он, Рель должен здесь в Пхеньяне подтвердить, что Ким его агент с тем, чтобы Пэк вышел на предателя в партии. Мальчишка! То ли досадовал, то ли восхищался Кимом Рель. Он все-таки влез в опасную авантюру, игнорируя его приказ просто наблюдать за сомнительной фирмой.
На следующий день в ресторане гостиницы, больше смахивающей на общественную столовую, господина Реля пригласили на встречу на которой договаривались разведки двух противоборствующих стран. Как и накануне, Чон Рель подъехал к помпезному зданию, где размещалась служба безопасности страны. Его встретил знакомый офицер. За ним по тому же безлюдному коридору, мимо наглухо закрытых дверей, он прошел в тот же кабинет, где его ждали вчерашние товарищи. В отличие от подтянутого, худощавого Реля чей темный костюм и галстук, выглядел на фоне скучных мундиров элегантно, оба чина северокорейской разведки были приземисты, полноваты и лысоваты, хотя и являлись одногодками Реля. Все трое начинали одновременно в свое время работая друг против друга, но это не мешало им ценить профессионализм противника, что создавало определенную репутацию.
После обычных общепринятых вежливых фраз, предвосхищавших любой разговор и настраивавший на него, Реля вдруг спросили: работают ли сейчас его агенты против Пхеньяна? На что он предсказуемо ответил, что не имеет право разглашать подобную информацию. «Жаль, - сказал ему один из товарищей. – Потому что нами задержан южнокорейский агент, но раз он не имеет отношения к Бюро, то поступят с ним соответствующе».
- Где он задержан? – поинтересовался Чон Рель.
- Он занимался противозаконной деятельностью в Пьёне, - обтекаемо ответили ему.
– Но Пьён южнокорейская территория, - удивился Рель.
- Теперь этот агент не на территории Южной Кореи.
- Я готов тихо забрать его, уважая ваш жест доброй воли, - не стал давить дальше Рель.
- Даже не взглянете на него? – оценили его дипломатию собеседники. - Не хочется, чтобы потом вы говорили, что мы подсунули вам своего агента.
Трое мужчин вежливо рассмеялись, тактично оценив злую шутку. Уже знакомый Чон Релю офицер положил перед ним несколько глянцевых снимков. Сдержанная реакция гостя была естественной, когда на них Рель едва узнал избитого до неузнаваемости Кима.
- Он жив?
- Да, - успокоили его и офицер, забрав снимки, вложил их обратно в папку.
Дальше было произнесено и обговорено то, о чем собственно хотели поговорить обе стороны: о намечающейся совместной работе по противодействию распространения психотропа. Но потому, как осторожно вели разговор сверокорейские чины и тому, что не обещали ничего определенного, Рель понял, что в этом деле и здесь, в Пхеньяне, не все чисто. То ли эти службисты мало знали о том, кто из здешних завязан на психотропе, что было маловероятно. То ли знали, но ничего не могли с этим поделать, что вполне вероятно. Потому что тоталитаризм по мнению Рели – это лицемерие: для того, чтобы в нем выжить, нужно порой принять то, что ты не разделаешь и лгать, скрывая свои истинные мысли и чаяния.
Весь остаток дня Чон Рель в страшном напряжении ждал, когда ему передадут Кима. Будет ли тот к тому времени жив? К трапу самолета Рель подошел одновременно с подъехавшими носилками, на которых под капельницей лежал Ким. Два дюжих солдата-санитара подняли и внесли их в салон, где оставили на попечение стюардессы и Реля.