Трехлетний малыш безмолвно сидел, заливаясь слезами. Губы заметно дрожали. Взгляд округлившихся глаз под вытянутыми вверх бровями почти не отрывался от дяди, мальчик лишь иногда оглядывался по сторонам, то ли ища чьей-то поддержки, то ли по другой причине. Мальчик должен был бы расплакаться, заголосить, но он плакал молча, чувствовал себя наказанным, не понимая за что. Обидно, наверное, когда наказывают ни за что…
Вот и этот негритенок на фото не понимал, за что наказан – за целую серию краж, которых не совершал. На целых два месяца во взрослую тюрьму – жестоко.
Статистика упрямая штука. Она говорит, что два месяца во взрослой тюрьме для несовершеннолетнего преступника, – без поблажек, как со стороны смотрителей, так и со стороны других заключенных, – обычно выбивает всю дурь из молодых неокрепших умов. Не у всех, но 90%.
«Судя по фото, этому хватило и привода в участок, а я его на полный срок…».
Следующее дело:
март, 07, 1985.
Причина задержания: мелкая кража.
Другое фото, тот же мальчик, но лицо смиренное, обреченное.
«Да, я помню, он сказал, что в тюрьме кормят. Что домой идти не хочет», – Шепард откинулся в кресло и закурил, – «говорил, что дома его бьют, а в тюрьме хоть и ругаются, но там тепло, светло и чистая одежда. Не проблема, еще навешал ему висяков» – это случилось не в последний раз. Очень удобно было на него вешать нераскрытые дела и улучшать статистику раскрываемости. Все в отделе были в курсе, и всех это устраивало.
Шепард быстро пролистал несколько дел: «так, спецприемник, интернат для несовершеннолетних, ага, вот» – достал последнее дело.
ноябрь , 11, 1986.
полных лет: 14.
Причина задержания: мелкая кража.
«Всё такой же, разве что не так сильно худ как раньше, почти улыбается, дурачок» – Шепард ухмыльнулся, но тут же покачал головой, вспоминая разговор с Дастином. Хотя сложно назвать разговором то, как Шепард заставил Дастина признаться в громком деле. Сложнее чем в прошлые разы. Но то и понятно, одно дело взять на себя мелочи, совсем другое – серию убийств детей по всей территории штата.
Резонансное дело, общественность требовала быстрых результатов, чем сильно мешало в проведении следственных действий. Особенно старались репортеры, понаехавшие со всей страны. И шагу, без их ведома, ступить было невозможно.
Решение придумали быстро: Дастин признается в убийствах, общественность получит козла отпущения, а полицейские будут спокойно искать настоящего убийцу.
Шепард сам лично Дастину рассказывал о всех выгодах такого плана:
– Что ты переживаешь? Смертную казнь у нас отменили, так что всё будет хорошо. Посидишь немножко, ничего страшного с тобой не случиться. Это временно, пока мы не найдем настоящего убийцу. Тебе же и самому хочется в тюрьму. Ты ведь не вор, а воруешь только чтобы попасться. И образование там получишь. Да не бойся ты, никто тебя не тронет. Будешь жить как в отеле, в своей собственной камере, только ты одни, я тебе обещаю. Никто тебя даже пальцем не тронет. – и еще очень много других слов сказал Шепард, и теперь помнил, кажется, каждое слово что тогда сказал. И даже те слова, которых не произносил вовсе, теперь звучали в голове снова и снова.
Шепард открыл последнюю страницу последнего дела и взял в руки последнюю фотографию Дастина. Тот же испуганный ребенок, что и в первом деле. В заплаканном взгляде Шепард видел целый монолог души: «За что? За что вы все меня ненавидите? Я ведь не сделал ничего плохого!»
Шепард был там, и он видел этот взгляд вживую. Это совсем не как ягненок перед бойней, много хуже. Глаза ребенка бегали по залу и не находили сочувствия. Целый мир ополчился против него по причине, которой он не мог понять. Десятки ненавидящих взглядов окружали мальчика, и только Шепард хотел его утешить. Хотел, но не мог.
«Зачем я тебя трогал? Игрался ведь сам, не мешал мне смотреть телевизор. И вообще никому не мешал. Зачем я наказал тебя за слово, которого ты даже не знаешь? А было ли вообще это слово? Может только показалось? Ты всего лишь хотел жить, и за это я тебя наказываю?» – Шепард уже не сдерживал себя вовсе, громко рыдал, придаваясь воспоминанию. Он положил перед собой две фотографии Дастина и разглядывал поочередно: «Бог ты мой, Дастин, малыш. Ты ведь просто поверил мне, поверил взрослому человеку, поверил полицейскому. Поверил, а я предал, прости… Боже прости меня! Маленький мальчик. Черт возьми, какой же ты маленький для этого электрического стула…»