— Я не спорю, надо отомстить за Роццони. Не думайте, будто я против мести. Но пусть за убийство поплатится кто-нибудь из тех паразитов, которые спокойненько живут на холмах и строят из себя героев.
— Ничего не поделаешь.
— Да ведь они дети, они были связными, дети, для них это все равно что игра в войну…
— Ничего не поделаешь, — повторил лейтенант. — Так приказал командир.
Сержант направился к кухне, а лейтенант рывком снял перчатки и медленно начал их снова натягивать. Он тогда ни звука не проронил — правда, еще и потому, что молчал капитан-сардинец. Оба щелкнули каблуками. «Его убили из-за потаскухи, — сказал командир. — Мне его не жалко, — но мой долг — немедленно отомстить за него: расстрелять пленных, которые у меня есть. Ни один из моих солдат, как бы он ни погиб, не останется неотмщенным». Они щелкнули каблуками. Но выполнять приказ приходится ему, сардинец спихнул это на него, а сам сел сочинять объявление, которое развесят после обеда по всему Канелли: пусть люди знают о последствиях убийства сержанта Роццони.
Через двор, нюхая землю, пробежала немецкая овчарка. Лейтенант провожал ее глазами, пока не услышал хлюпающих по грязи шагов. На Риччо были короткие штаны из маскировочной ткани и фуфайка — вся в дырах, в грязных пятнах от еды и впитавшегося пота. Он давно не стригся, длинные волосы заканчивались сзади косичкой, он то и дело неистово чесал голову.
— Стань смирно, — велел ему сержант.
— Не трогай его, — шепнул лейтенант и, уже обращаясь к Риччо: — Пройдемся по двору.
— Господин лейтенант, а разгружать-то чего? — спросил мальчик и поплевал на руки.
— Ничего, — буркнул лейтенант.
Через несколько шагов он заметил, что одна щека у Риччо опухла.
— Тебя что, били?
В хитрых и покорных глазах Риччо вспыхнули озорные огоньки.
— И вовсе не били, — ответил он. — С виду поглядеть, получается, мне здорово фотокарточку попортили, а на самом деле это у меня флюс. Нет, не били меня, наоборот — пирамидона дали.
— Болит?
— Теперь не очень. Пирамидон действовать начинает.
Во всем дворе остались только они вдвоем и овчарка: по-прежнему пригнув морду к самой земле, она бежала сейчас вдоль стены, за которой была речка. Лейтенант знал, что за этой стеной уже должен быть сержант…
— Так чего будем разгружать? — снова спросил Риччо.
— Ничего, — ответил лейтенант, на сей раз вполне внятно.
Из здания казармы вышли три солдата и с винтовками наперевес направились к ним. Риччо их не видел — он стоял спиной.
— Просто так вы нас никогда не звали — ни меня, ни Беллини, — сказал Риччо, почесывая лоб.
— Ты должен меня выслушать.
Риччо приготовился слушать, но тут же резко повернулся к трем солдатам, остановившимся у него за спиной.
— А они?.. — начал Риччо со старческой гримасой.
— Да, приготовься, — выпалил лейтенант.
— Умереть?
— Да.
Мальчик приложил руку к груди.
— Вы хотите меня расстрелять? За что?
— Разве ты забыл, что тебя еще тогда приговорили к смерти? Думаю, не забыл. А сегодня я получил приказ и должен привести приговор в исполнение.
Риччо судорожно сглотнул.
— Я думал, про тот приговор вы уже и не вспоминаете. Ведь целых четыре месяца прошло.
— Для тебя, к сожалению, ничего не изменилось, — сказал лейтенант.
— Но если вы меня тогда не расстреляли, почему вы хотите теперь меня расстрелять? Тот приговор уже все равно как недействительный. Раз вы тогда меня не расстреляли, значит, он все равно как отмененный.
— Нет, приговор не отменен. — Голос лейтенанта звучал все мягче и мягче. — Просто он не был приведен в исполнение.
Поверх головы Риччо лейтенант посмотрел на трех солдат, стараясь понять, нравится им или не нравится, что он так медлит, хочет, чтобы все было по-хорошему, и увидел: один из них с неодобрительной усмешкой поглядывает краешком глаза на окна штаба.
— Но ведь я себя хорошо вел. Разве нет? Все четыре месяца хорошо себя вел.
— Ты себя хорошо вел. Это правда.
— Ну а если так… если так, почему вы хотите меня убить? — В уголках глаз проступили две слезы, они не падали, становясь все крупнее и крупнее, — Мне только четырнадцать лет. Вы ведь знаете, мне только четырнадцать. Или вы, часом, что обнаружили про меня — старое что-нибудь? Но это все неправда, не было ничего. Я ничего плохого не сделал. И не видел, как другие делали, Я был связным — вот и все.
— Я тебе не сказал, что убит один из наших, — объяснил лейтенант. — Сержант Роццони, ты его знал. Его убил на холме кто-то из ваших.