Женщина рассмеялась и, подняв руку, поправила свои роскошные отливающие синевой локоны. На её ладони Луис заметил тот самый круг, отпечатавшийся на его руке.
— Нет, конечно! Ты будешь просто знать, когда и куда тебе ехать. Иногда, в случае с самоубийцами, до тебя будут долетать отголоски их мыслей. Не заморачивайся и просто слушай своё подсознание.
— Это как-то странно, я не совсем понимаю…
— Не важно, как только подвернётся случай, ты всё поймешь, главное не пугайся, когда почувствуешь, что тебя куда-то тянет, — терпеливо объясняла женщина.
— Я что буду заранее знать обо всём, что должно будет произойти в городе? – Луис представил себе, сколько аварий и прочих несчастных случаев происходит каждый день в его многомиллионнике, и ему резко поплохело.
— На этот счёт не волнуйся, твой дар охватывает лишь небольшой процент происшествий, — успокоила его женщина.
— А если я не смогу приехать туда? Опоздаю там, или еще что (не захочу, например)? – продолжал допытываться фотограф.
— Ничего страшного не случится, можешь игнорировать «вызовы». В конце концов, ты же будешь продавать снимки, и в первую очередь это выгодно тебе, — женщина оглянулась, потерла висок и Луис понял, что она собирается уходить и заторопился.
— Послушайте, а я больше вас не увижу? Вдруг у меня возникнут вопросы…
— Всё что ты должен знать я тебе рассказала, Луис. Это твой дар и со временем ты разберешься. Ах да, чуть не забыла, если ты вдруг решишь отказаться от него, то тебе надо будет год игнорировать «вызовы» и не делать фотографий. И дар пропадёт. И ещё, практически самое главное, ты меня своими вопросами совсем отвлёк. Каждый месяц, тринадцатого числа, ты должен будешь собирать по одной фотографии от каждого «вызова» и сжигать. Можешь считать это четвёртым правилом и выполнять его надо обязательно. Если по какой-то причине пропустишь число, то в следующем месяце сожжёшь новые снимки вместе с теми, о которых забыл. Старайся не забывать, иначе мигрень тебе обеспечена.
— Зачем это?
— Называй это отчетами, если хочешь.
— И тут бюрократия. И кому же будут отправляться эти отчеты? – озадачился Луис.
— Ты правда хочешь знать? – зверь снова глянул на него через глаза женщины. Луис онемел и она, не дожидаясь его ответа, продолжила. – Думаю, нет. Мне пора уходить, Луис. Прощай.
Женщина повернулась спиной к фотографу и направилась к метро. Луису хотелось побежать за ней, вопросов было ещё море, но ноги словно приросли к земле. В недоумении он опустил взгляд вниз, а когда ничего там не обнаружив, вновь поднял голову, она пропала. До метро было далеко, припаркованных на обочине машин не было, но среди мчащихся по своим делам людей, Луис её так и не нашёл, хотя высматривал до боли в глазах.
С тех пор прошло пять лет, и Луис действительно научился жить со своим Даром.
И если разговор с женщиной, которую он прозвал потом Ведьмой, Луис вспоминал частенько, то, как он учился пользоваться её подарком, старался не вспоминать.
Ему не хотелось помнить свои первые вызовы, свои впечатления. Своего первого самоубийцу, мысли которого вторглись в его голову и не покидали до самого вечера, ровно до тех пор, пока он не бросился под грузовик, а Луис не сделал снимки.
Постепенно Луис привык к ежемесячным «отчётам», когда он собирал накопившиеся за месяц фотографии с вызовов, и сжигал на сковороде возле окна. Не стоит и говорить, что на ней он больше не готовил.
Первое время он забывал об «отчётах», но дикие головные боли, хаотично нападающие на него в течение следующего месяца, вплоть до тринадцатого числа, быстро приучили его к пунктуальности.
Потом к Луису пришли кошмары. Просыпаться от собственного крика стало для него обычным делом. Необходимым атрибутом для сна стало снотворное, помогающее быстро заснуть и хотя бы большую часть ночи проспать спокойно.
Но и к этому он быстро привык. Гораздо труднее было совладать с совестью. Которая, правда, после первых полученных гонораров, немного отступила. Оказалось, что газеты и журналы готовы платить хорошие деньги за эксклюзивные снимки. За такие, которых не у кого больше нет, без врачей и полицейских, без заградительных лент и тряпок, прячущих тела от объектива. Это называется чистая работа, и Луис стал в ней признанным профессионалом. Редакторы готовы были ему ноги целовать, едва заслышав его голос по телефону.
Через три года он полностью привык к дару, ему стало почти всё равно, что он снимает. Самому Луису казалось, что он не изменился, он не замечал, что перестал выходить из дома просто так, а не в случае крайней необходимости, что почти не общается с людьми, постоянно курит, пьёт виски и питается полуфабрикатами. То, что он редко моется, бреется и стрижётся Луис и вовсе не замечал.
На данный момент он и сам не знал зачем всё это делает, деньги, получаемые за работу, скопились на банковском счёте в довольно приличную сумму, которой он почти не касался. Но он с упорством маньяка срывался в путь, чуть почувствовав отголоски будущего происшествия. Делал фотографии, продавал их и снова принимался за ожидание.
Иногда он вспоминал слова Ведьмы о том, как отказаться от дара, и на его лице появлялась горькая улыбка. Продержаться целый год, изо дня в день, чувствуя, как дар тянет куда-то, где скоро прольются слёзы, завоют полицейские сирены, и где будут перемигиваться сигнальные маячки, было бы выше его сил.
Ведьма знала что говорила, отказаться от дара было практически нереально. Да Луис и не собирался, он уже сроднился со своим образом жизни, вот только получать от него удовольствие так и не научился.
Луис ещё раз просмотрел сделанные сегодня снимки самоубийцы и, выбрав один, отправил его в папку к остальным уже хранящимся там. Эта папка носила название «Отчёт» и снимки эти предназначались для ежемесячного сожжения. Первое время Луис сам проявлял фотографии. А потом, подумав, что Ведьма не уточнила, в каком качестве они должны быть, распечатал их через принтер на простой бумаге. Мигрень после их сожжения не налетела, а значит, отчёт был принят. С тех пор Луис не заморачивался, печатая их на принтере, и не задыхался, сжигая пропитанные реактивом глянцевые фотки. Сейчас в папке было уже двенадцать снимков, а до «отчётного» дня оставалось целых десять дней. Этот месяц был для него довольно плодотворным. Три дня назад ему пришлось ездить на вызовы целых два раза за сутки. Такого давненько не было, тут Ведьма не соврала, процент перепадающих на Луиса происшествий в городе за день и правда был невелик. Иногда по несколько дней было полное затишье, заставляющее Луиса нервничать и метаться по квартире. В такие моменты он сразу начинал думать, что каким-то образом потерял дар. Такие выходные он терпеть не мог.
Пройдя в кухню, Луис открыл холодильник и осмотрел его недра. Недра не впечатляли. Скорее даже удручали полным отсутствием съестного. Хотя нет, в уголке сиротливо притулилась открытая пачка молока.
Луис вытащил ее и потряс. По крайней мере внутри булькала, а не шуршала странная субстанция. Он понятия не имел, когда открыл эту пачку, и сколько она уже так стоит.
Пожав плечами, фотограф взял стакан и вылил туда молоко. Оно давно прокисло, и в стакан полилась масса довольно неприглядного вида. Луис с подозрением понюхал жидкость, потом попробовал и остался весьма доволен результатом. Вкус был как у кефира, а то что вид не слишком эстетичный, так ведь можно глаза закрыть. Он медленно выпил молоко, сунул стакан в прореху среди другой посуды в раковине и направился в комнату. С обедом было покончено и Луис собирался немного поспать.
Первым делом после пробуждения он представил пустой, от стенки к стенке перекатывается эхо, холодильник, и со стоном поднялся с дивана.
Нужно было сходить в магазин и купить еды. Луис редко ходил за покупками, обычно растягивая продукты до последнего, порой доедая то, к чему бы ни притронулся если бы у него был выбор.