И, кажется, в последний раз. Потому что второй такой боли она просто не перенесет.
Саша не знала, сколько она стояла там, не в силах шевельнуться. Не помнила, как вышла из театра, никем не замеченная. Не осознавала, как выкинула в ближайшую урну портрет в рамке. Ей он точно больше не понадобится.
В себя она пришла уже дома. Родители не спали. Встретили ее мрачные и злые, готовые устроить ей грандиозный скандал. Но не удалось.
Пока Саша шла пешком по улицам, все слезы, которые у нее были, просто закончились. И на смену пришло непробиваемое спокойствие. Она была в шоке, и просто отказывалась воспринимать любые раздражители. Родители попытались на нее кричать, но смысл их слов до нее просто не доходил. Она прошла мимо них, разделась и пошла в свою комнату, ведомая одной целью.
Она начала сдирать плакаты, выкидывать флаеры спектаклей, партитуры, стихи и вообще все, что могло быть связано с Соболевым в частности и с театром вообще. Ее рука больше не прикоснется ко всему этому. Если родители думали, что в шоубизнес и театр можно попасть только через постель, то Саша знала - все намного хуже. С нее вдруг будто слетели розовые очки, и мир наивной идеалистки разбился. Она думала, что театр - это место, где дарят радость. Но жестоко ошибласть. Надеялась, что однажды сыграет с кумиром на одной сцене и, быть может, тогда он ее заметит. Но теперь знала - этому не бывать. И она боле не хотела тешить себя надеждой. Хватит, ее сердце больше не выдержит. Пока прекратить пытаться.
Родители с недоумением переглянулись в дверях комнаты. "Ты знаешь, что с нашей дочерью?" "Нет, а ты?"
— Дочь, что ты делаешь? — Спросил отец.
— Я начинаю новую жизнь, — обернувшись, коротко ответила та.
Глава 7
Прошло три года
Первый луч солнца, показавшегося над медленно пробуждающимся городом, пробежал по крышам старинных домов, позолотил крыши, заплясал на куполах соборов, отчего их маковки вспыхнули ярким пламенем, погладил рыжего кота, лениво развалившегося перед входом в парадную, а затем игриво пробежал по окнам с красивой лепниной до четвертого этажа. На мгновение замер, озадаченный наличием штор. Но окно оказалось приоткрыто - и одно дуновение ветерка решило проблему. Луч проскользнул в просторную полутемную комнату с очень высокими потолками, погруженную в дремоту.
Простор объяснялся тем, что это была квартира-студия, где спальня являлась и гостиной, и кухней. Надо отдать должное, в старинном доме был сделан хороший ремонт в сдержанных цветах: светло-кофейного цвета стены, шоколадный паркет на полу, кованая двуспальная кровать и такая же люстра с хрустальными подвесками, а остальная мебель - контрастно-белая. Занавески тоже были белые и воздушные, и их не составило труда отодвинуть ветру. Тяжелые коричневые гардины хозяйка квартиры задернуть не захотела.
Сама она лежала на боку на черном постельном белье, и выглядела непривычно хрупкой даже для девушки. Ее светлая кожа на контрасте казалась еще светлее, а запястья - тоньше. Возможно, виной этому были большие круглые и гладкие смарт-часы на руке. Женские, но при этом какие-то гротескные.
Ее буйные кудри разметались по подушке. Единственная деталь, которая не изменилась в ней за эти три года. Остальные черты лица стали более резкими и жесткими, исчезла некоторая мечтательность и затаенная лукавая улыбка, таившаяся в уголках ее губ. Даже сейчас, во сне, ее лицо сохраняло пугающую серьезность, полные губы были упрямо сжаты, а между аккуратно выщипанных бровей залегла тонкая складка.
Солнечный луч игриво проскользнул за белые шторы, быстро пробежался по комнате и скользнул к лицу девушки. Ему не понравилась ее серьезность. Надо бы ее развеселить, ведь утро такое чудесное - на небе ни облачка. Он подкрался к ней и пощекотал ее нос. Девушка закрутила носом, подвинулась, пытаясь скрыться, но он был неумолим и еще сильнее заплясал на ее лице, стучась под веки и целуя губы.