— Хорошо, — сдалась Саша. — Вася, я схожу с вами в клуб.
— Точно? — недоверчиво изогнул темную бровь Зимин и велел: — Зотов, дай сюда Уильяма.
Зотов, невысокий, худой черноволосый юноша, с бледной кожей и сейчас слегка окосевшими глазками, никогда не расставался с томиком стихов Шекспира. Вот и сейчас вытащил его из внутреннего кармана пиджака костюма Ленского и протянул Зимину. Тот положил руку Саши на том, как на библию.
— Это серьезная клятва, — пафосно начал он. — Нет ничего священнее, чем поэзия. За нарушение этой клятвы на тебя падут все кары небесные, такие как заикание, забывание текста... — все передернулись — Неспособность вжиться в образ, севший голос... Итак, — он обвел взглядом притихших артистов и остановил взгляд на Саше, — я думаю, ты осознала всю значимость. Александра Нежданова, клянешься ли ты, что непременно сходишь с нами в клуб?
Саша положила руку на том стихов и торжественно произнесла с улыбкой:
— Клянусь.
Все взорвались овациями и хохотом.
— Но не сегодня, — добавила она, и тут же раздалось разочарованное "у-у-у". — Серьезно, ребята, мне нужно бежать. — Она взяла в руки подаренную розу и собралась на выход, но заметила сидящую над чашкой с чаем Алису. — Эй, с тобой все впорядке?
— Да, нормально, просто что-то перенервничала, теперь живот болит, — отмахнулась та, и скосила взгляд на розу. — У тебя появился поклонник?
Саша неловко повертела цветок в руках.
— Понятия не имею, кто он. Сама в шоке.
— Ладно, тогда, до встречи?
— До встречи, что изменит нашу судьбу, — усмехнулась Саша и покосилась на зеркало с флайером. Затем глянула на часы, побледнела, и наскоро со всеми распрощавшись, побежала к выходу. Но далеко уйти не успела.
— Александра! — остановил ее властный женский голос. Саша испуганно замерла. К ней уверенными шагами приближался ее худрук, все в том же черном платье, только теперь поверх него была накинута темно-бордовая шаль. И это в такую жару!
— Да, Елена Степановна? — медленно оборачиваясь, ответила Саша, предчувствуя неприятности. Она была прекрасным руководителем, но уж больно... жестким. И сейчас это не сулило ничего хорошего. Она мысленно перебрала, где могла накосячить. Но Елена Степановна ее удивила.
— Александра, ты молодец, — подойдя ближе, сказала она, и Саша удивленно заморгала. А Елена Степановна внезапно усмехнулась: — Думала, я тебя ругать буду?
— Ээ... — зависла та, пытаясь понять, какой ответ "да" или "нет" предпочтительнее.
— Ты отлично играешь, Саша. У тебя прекрасный голос, и есть все данные, чтобы стать хорошей актрисой, — произнесла Елена Степановна и покосилась на розу.
Саша открыла рот, чтобы что-то сказать. Да так и закрыла. Елена Степановна - и хватит? Уму непостижимо. Она собиралась поблагодарить ее, но... не дожидаясь реакции, та исчезла в недрах театра.
Саша еще секунду смотрела ей в след, а затем со всех ног поспешила домой.
Но все равно прийти домой раньше одиннадцати не получилось. Жила она с родителями в квартире в центре, а театр находился не сказать что близко.Саша тихонько повернула ручку двери, из Холла оглядела квартиру. Свет горел на кухне и в гостиной. Если на цыпочках, то можно попробовать проскочить в свою комнату, а там уж никто не докажет, во сколько она пришла. Как любит говорить мама, "отрицай все, пока не будет железных улик". Но, как оказалось, не судьба.
— Александра! — повелительно окликнула ее мать из кухни, и Саша вздрогнула. — Что ты крадешься, я все равно слышу. Подойди сюда.
Саша тяжело вздохнула, нацепила маску вежливого внимания, и пошла получать нагоняй.
На кухне все было как обычно. То есть, для них обычно. Дубовый обеденный стол был почти полностью покрыт бумагами, парками, ответами, показаниями свидетелей, компроматными фотографиями и прочим. Лежал открытый на середине черный "Молескин" ежедневник. Посреди всего этого великолепия одиноким айсбергом стоял включенный черный ноутбук с открытым файлом и каким-то таблицами. Екатерина Анатольевна изволила работать над каким-то судебным процессом.
Саша не видела, но точно знала, что Алексей Владимирович занимается тем же самым в гостиной. Она даже могла сказать, что у него что-то не сходится в расчетах, и он, поставив ноутбук на диван, в задумчивости меряет шагами комнату. Потом раздается грохот двери серванта и звон стекла. Так и не придя к решению, он достает марочный коньяк тридцатилетней выдержки, махнет, не закусывая, побарабанит пальцами по подбородку - и, внезапно осененный, кинется к ноутбуку, одновременно что-то бешено вводя на большом кнопочном калькуляторе.