Мне навечно закрыт путь в группу А. Как неудачнице. Большой жирной неудачнице.
Кто-то вошел в туалет и занял соседнюю кабинку. Я попыталась перестать плакать, поскольку узнала туфли Джевел.
— Джевел, — выдавила я из себя. Она так долго была моей лучшей подругой. Она знает, что делать. Она не бросит меня сейчас, когда так нужна мне.
— Рейчел? — Джевел спустила воду и открыла свою дверь.
— Тут есть еще кто-нибудь? — прошептала я.
— Только я.
Я вышла и снова разрыдалась. Я напоминаю сломанный фонтан.
Она смотрела на меня; волосы у нее по-прежнему были прямые, хотя и начали уже завиваться на кончиках.
— Ум… не плачь. Все будет в порядке. — Я хотела, чтобы она погладила меня по спине или что-то в этом роде, но она только накручивала на палец свой локон.
Тут у меня родилась идея. Мне не придется идти домой. Когда я ругалась с мамой, то всегда шла ночевать к Джевел.
— Можно, я переночую у тебя сегодня? Это худший день в моей жизни.
Она отступила:
— Сегодня? Вообще-то я иду к Мерседес. На вечеринку для участников. Может, в другой раз?
Я взглянула ей в глаза:
— Но ты нужна мне.
Она вышла из туалета.
— Я не могу, — немного грустно сказала она, и дверь за ней захлопнулась.
Она меня бросила. Снова. Я не знала, что мне делать, поэтому подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Вечеринка для участников. Мило.
Я перестала плакать, но макияж уже весь размазался, прыщ выглядел ужасно, волосы растрепались. Из суперзвезды меньше чем за четыре часа я превратилась в изгоя. Я опять потеряла лучшую подругу, как и потенциального бойфренда.
Я сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться.
Мама и сестра ждали меня, прислонившись к стене в коридоре. Я попыталась угадать мамины чувства по выражению ее лица. Счастливой она не выглядит.
Отлично. Мне нужно, чтобы на меня наорали.
Она положила руку мне на плечо и прижала к себе.
Я снова разрыдалась.
Когда мы пришли домой, мне хотелось только забраться под одеяло и больше никогда не показываться, но мама зловеще произнесла:
— Идите в кухню. Я хочу поговорить с вами обеими.
Мы уселись за стол.
— То, что вы сделали, очень жестоко. По отношению к вашему отцу, к Дженнифер…
— Но она недостаточно хороша для него, — перебила я.
Мама движением руки приказала мне замолчать.
— Я знаю, она вам не нравится, но не вам решать, на ком жениться вашему отцу. Однако вы поступили жестоко по отношению не только к ним, но и ко мне. Вы хоть представляете, какую боль вы нам всем причинили?
— Мы пытались помочь тебе, — прохныкала Мири.
— Помочь? Вы полагали, если я буду думать, что ваш отец снова меня любит, мне это поможет? — Она покачала головой и отхлебнула чай из своей кружки с надписью «Я люблю Нью-Йорк». — Мне потребовалось два года, чтобы забыть его. Когда он ушел, я была в отчаянии. Я плакала почти каждую ночь.
— Я не знала, — мягко сказала Мири, и ее глаза наполнились слезами. Я тоже готова была зареветь.
— Я старалась быть сильной ради вас, девочки. Я так любила его, а он вдруг сообщил, что больше ничего ко мне не чувствует. Я никогда не пыталась заставить его переменить решение. Нельзя заставить кого-то испытывать то, что он испытывать не хочет. Поэтому я решила жить своей жизнью. Заняться карьерой и вырастить вас без него. И вскоре я поняла, что могу засыпать без слез. Медленно, но я стала его забывать. Рассталась с последней надеждой.
Рассталась с футболкой, догадалась я.
Она печально улыбнулась:
— Я увидела, каким на самом деле был наш брак. Он постоянно работали почти не бывал дома, всегда заботился в основном о себе, к моим чувствам относился как к чему-то незначительному. Страдания заставили меня задуматься, а потом постепенно перестали мучить. Я поняла, что нельзя во всем винить только его. Когда мы были женаты, я не говорила ему о своих чувствах, старалась быть тихой и незаметной. Может, если бы я была сильнее… то сказала бы ему. — Она покачала головой. — Должна была, должна была, должна была, — забормотала она, как заклинание. — А теперь я двигаюсь дальше, как и он. Я становлюсь сильнее, увереннее. И он тоже изменился. Он уже не такой самовлюбленный.
Мири с сомнением покачала головой, и мама рассмеялась:
— Ладно, может, я и преувеличиваю, но вы должны признать, что он старается. — Ее лицо стало серьезным. — Часть меня всегда будет любить его — но уже не так. То чувство ушло. — Она указала на нас пальцем. — Но вы двое! Только я начала снова чувствовать себя счастливой, по-настоящему счастливой, как он опять возник в моей жизни, опять признался мне в любви. А потом я узнаю, что все это фальшивка… и боль вернулась.