— “Ночь и Туман”, — прошептал Сосулька.
— А это как сюда относится? — спросил Сол. — “Ночь и Туман” — нацистская тактика террора во время второй мировой войны.
— Я думаю… может, он просто пытается так объяснить метод мести израильской команды? — предположил Дрю.
Сол пожал плечами и, снова свернув с улицы, сказал:
— Используют нацистскую тактику против своих врагов? Похищают военных преступников и заставляют их близких страдать так же, как страдали еврейские семьи в период уничтожения? Отец Эрики участвует в этом безумии?
— Желание отомстить, — сказал Дрю. — Я знаю об этом все из-за гибели моих родителей. И я знаю: когда перенимаешь тактику врага, то становишься им, своим врагом. Ты начинаешь ненавидеть себя. Сол вспомнил, с какой ненавистью он убивал своего приемного отца, чтобы отомстить за смерть приемного брата. Но за этим не последовало удовлетворения, только пустота.
— Я должен найти отца Эрики. Я должен остановить его.
— Хэлловэй, — бормотал Сосулька.
— Кто он? — спросил Дрю. — Если он не еврей…
— Сын Художника.
— О Господи, — сказал Сол. — Художник — псевдоним помощника коменданта Майданека. День за днем он проводил тысячи и тысячи заключенных через газовые камеры и печи. По ночам он рисовал идиллические пейзажи с лесами и лужайками.
— Отец Хэлловэя был помощником коменданта Майданека? — спросил Дрю Сосульку.
— Да.
— Почему Хэлловэй послал Сета убить твоего отца?
— Чтобы заставить меня присоединиться к ним. Чтобы я подумал, что это “Ночь и Туман” похитили моего отца.
— Где сейчас Хэлловэй? Сосулька не отвечал.
— Если пулю не вытащат, если ему не сделают переливание крови прямо сейчас, мы никогда не получим ответ, — сказал Дрю.
— Ты прав” Он умрет. Пиджак намок от крови. Мы не сможем провести его в отель. Нужен безопасный дом. Галлахер должен сказать, где нам встретить его медкоманду. — Сол остановился у обочины и вышел из машины к телефонной будке.
Но до этого он слышал, как Дрю снова спросил Сосульку:
— Где Хэлловэй?
— Китченер. Под Торонто. Канада.
10
Миша Плетц сделал еще один глоток обжигающего кофе и усилием воли сдержал порыв спуститься в коммуникационный отдел в подвале штата Моссада в Тель-Авиве. “Еще только одиннадцать вечера, — напомнил он себе. — Операция “Спасение на водах” начнется не раньше, чем через час, и, кроме того, команда получила приказ соблюдать радиотишину. И потом, я там буду только мешать, — подумал он. — Я сделал свою работу. План перепроверяли не один раз”.
И все же он волновался, что информация Йозефа может оказаться неверной. Проверить контрабанду, время и место встречи, идентификационные коды — это было невозможно. Если бы информация исходила не от Йозефа, если бы не было такой угрозы существованию Израиля, Миша бы не рискнул действовать. Но при данных обстоятельствах ничего не делать было еще более рискованно. Начальство неохотно, но согласилось с ним.
Дверь в кабинет открылась. Быстро вошел помощник Миши, его усталое лицо было возбуждено:
— Ромул только что вышел на связь. Миша расправил плечи:
— Я надеялся на это. Где он?
— В Риме.
— Как он с нами связался?
— Через ЦРУ. — Помощник протянул Мише листок с номером: — Он хочет, чтобы ты позвонил как можно скорее.
Сообщение удивило Мишу. Когда он в последний раз видел Сола, агентство, возможно, было вовлечено в попытку убить Сола, и, даже если они в этом не участвовали, агентство вынудило Сола дать обещание, что он не будет связан с Моссадом. Тогда почему Сол использует их для связи? У него возникли с ними проблемы? Это совещание — мистификация?
Но, несмотря на загадочность, сообщение радовало вдвойне. Не только потому, что Мише не терпелось поговорить с Солом и Эрикой, — он был также рад отвлечься от ожидания новостей об операции “Спасение на водах”. Миша снял трубку и набрал номер. На том конце раздался только один гудок, и он узнал хрипловатый голос Сола:
— Алло.
— Это “Песчаная Змея”. Ты можешь говорить свободно по этому телефону?
— Я в безопасном доме агентства. Они сказали, что телефон защищен.
— У тебя проблемы?
— С агентством? Нет, они содействуют. Слишком долго объяснять, — торопился Сол. — Я узнал кое-что об отце Эрике, это меня беспокоит.
— И я тоже, — сказал Миша. — Дважды за последние два дня он передавал мне сообщения. У меня есть реальное подтверждение того, что он жив, — его видели. Скажи это Эрике. Он жив, его не похищали. Однако он хочет, чтобы никто не знал, где он. Мы дважды пытались его выследить, и дважды он ускользал. Сообщения он присылал…
— О нацистах? — удивился Сол. — Он сказал тебе?
— Нацисты? — Миша сильнее прижал трубку к уху. — О чем это ты?
— Военные преступники. Йозеф из-за этого и исчез. Он, Эфраим и другие бывшие оперативники Моссада из твоего списка узнали, где они скрываются. Они организовали команду и выступили против военных преступников.
От удивления Миша не мог сказать ни слова.
— Если Йозеф не сообщил тебе об этом, о чем же были его послания? — встревоженно спросил Сол.
— Даже по такому безопасному телефону говорить об этом — слишком рискованно. Он сообщил жизненно важную для Израиля информацию. Это все, что я могу сказать. Завтра ближе к полудню я смогу объяснить.
— Но завтра все может измениться. Йозеф может совершить то, что потом будет преследовать его всю жизнь. Ради него, ради Эрики я должен его остановить. Ты сказал — он снова исчез. Ты представляешь, где он может быть?
— Он все время меняет места. Сообщения приходили из разных стран. Сначала из США, потом из Канады.
— Ты сказал — из Канады?
— Это важно?
— Откуда из Канады? — спросил Сол. — Из какого города?
— Из Торонто.
— Я так и думал!
— Что случилось? — спросил Миша. — Ты знаешь, почему Йозеф поехал туда?
— Под Торонто живет сын нацистского преступника. Его отец — художник — в прошлом помощник коменданта Майданека. Сына зовут Хэлловэй.
Когда Миша услышал имя, ему показалось, будто его ударили под дых. Он хотел сказать Солу, что Хэлловэй — один из торговцев оружием, из тех о которых сообщал Йозеф, но он не мог обсуждать это, пока операция в Средиземном море не завершена. Когда команда вернется домой, он сделает так, что ливийцы решат, будто Хэлловэй впутан в это дело, тогда Миша сможет все объяснить Солу.
— Я должен заканчивать, — сказал Миша. — Позвоню тебе завтра в полдень. Это важно. Не предпринимай никаких дальнейших шагов. Просто жди моего звонка. У меня есть для тебя информация.
Миша повесил трубку.
11
Гудок. Расстроенный Сол положил трубку и повернулся к скромно обставленной гостиной в доме агентства на ферме в пригороде Рима. Ее превратили в больничное помещение. На кровати лежал Сосулька, кожа его была цвета льда, от колбы с плазмой к его руке тянулась трубка. Тот же доктор, что раньше занимался отцом Дуссэлтом, теперь зашивал рану на левой руке Сосульки. Затем он ее перевязал.
— Теперь начинается самое сложное, — сказал доктор и проверил показания мониторов. — Сердечная аритмия. Давление понижено. Дыхание… Продолжайте давать ему кислород, — сказал он своим ассистентам.
— Вы считаете, он может умереть? — спросил Сол.
— С двумя пулевыми ранениями он пытался установить рекорд на стоярдовой дистанции. Каждое движение выкачивало из него еще больше крови. Умрет ли? Будет чудо, если он выживет. А я еще не достал пулю из другой руки.
— Он не может умереть!
— Все умирают.
— Но мне еще нужна от него информация!
— Тогда пора начинать спрашивать. Пока я не занялся им. Если он и выживет, то через пятнадцать минут замолчит и будет молчать вплоть до завтрашнего вечера.