Вульф сочувственно ему кивнул. Орри посмотрел на него подозрительно и продолжал:
— Вот как я рассудил. Две недели назад — это то время, когда копы были направлены на Чапина. А что, если он перепугался, что в его доме произведут обыск, а у него было что-то такое, чего он не хотел им показывать? Он мог завернуть эти вещи в пакетную бумагу, отнести к своим друзьям в книжный магазин и там оставить на время.
И я решил сам проследить за пакетом. Я взял конверт и лист бумаги в писчебумажном магазине, потом отправился в бюро проката и воспользовался их пишущей машинкой, на которой написал милое послание в книжный магазин. Разглядывая автограф Чапина на фотографии в лавке, я запомнил его подпись и расписался весьма похоже. Но затем я побоялся послать письмо так скоро после того, как был там сам. Я решил подождать до послеполудня. Так что не так давно я нанял мальчика и послал его в книжную лавку с запиской. Как видите, письмо сработало, и они отдали ему пакет... Вот он.
Я поднялся и снова раскрыл свой нож, но Вульф опять воспротивился:
— Нет, развяжите его.
Я принялся возиться с узлом, который был сделан превосходно, а Орри сказал:
— Господи, а вдруг это какие-нибудь рыболовные снасти, или электролампочки, или еще что-нибудь. Вам придется дать мне выпить. Ведь это мой единственный шанс.
Я сказал ему:
— Среди «еще что-нибудь» как раз и может быть этот шанс, мы можем найти набор шрифта от пишущей машинки или любовные письма от миссис Бартон... Ничего не могу поделать с этим узлом, он не хочет, чтобы я развязал его. Или кто-то другой. Но даже если я это сделаю, то снова завязать так, как он был завязан, не смогу.
Я снова вытащил мой нож и посмотрел на Вульфа. Он кивнул, и я перерезал шнурок.
Сняв несколько слоев оберточной бумаги, я увидел, что это вовсе не чемоданчик, хотя из кожи, а не из имитации. Это была продолговатая коробка из светлой рыжевато-коричневой телячьей кожи, индивидуальной работы, очень красивая, с изящными линиями вытисненного узора по краям вокруг крышки. Это была щегольская вещь!
Орри ахнул:
— Иисус, я могу попасть в большую кражу!
Вульф распорядился:
— Продолжайте.
Но сам он не встал, чтобы посмотреть.
— Я не могу, он заперт.
— Ну и что?
Я пошел к сейфу, достал пару связок моих ключей, вернулся назад и стал открывать. Замок не был ничем примечателен, в несколько минут я с ним справился, отложил в сторону ключи и поднял крышку. Орри встал и смотрел в него вместе со мной. Мы молчали около секунды, затем посмотрели друг на друга. Никогда я не видел Орри столь возмущенным.
Вульф спросил:
— Что, пусто?
— Нет, сэр, но мы должны дать Орри выпить. Это не его — это ее. Я думаю, что Доры Чапин. Это ее рук-и-ног коробка. Перчатки и чулки, а может, и еще что-нибудь изящное.
— Вот как?
К моему удивлению, Вульф проявил к этому интерес: его губы вытянулись вперед, втянулись внутрь, и он даже начал вставать. Он поднялся, и я подтолкнул коробку к нему.
— Конечно... Я предполагал... Да, это и должно было быть. Арчи, выньте их осторожно из коробки и расстелите на столе. Сюда, я помогу. Нет, Орри, нет, пока вы не вымоете руки... Ха, вот и еще более интимное! Но больше всего чулок и перчаток... Не так грубо, Арчи, хотя бы из уважения к стремлению человека. То, что мы раскладываем на этом столе,— душа человека. Ее особенности могут быть разгаданы... Например, заметили ли вы, что перчатки, различные как по цвету, так и по материалу, все одного размера? Среди двадцати пар или более нет ни одного исключения? Разве можно требовать большей верности и преданности? «О, если бы я был перчаткой на этой руке...» Но для Ромео это была всего лишь риторика, для Поля же Чапина эта перчатка — истинное сокровище, но без всякой надежды и на ласку, и на жестокость... Ну, не станем отвлекаться в сторону, большая ошибка рассматривать тот или иной аспект явления, отрывая его от остального. В данном случае, как пример, мы не должны забывать, что эти предметы, очень дорогие по материалу и выполнению, стоили доктору Бартону около трех сотен долларов, а посему он имеет право ожидать, что они должны были носиться дольше. Некоторые из них практически новые. Подведите баланс...
Орри снова сел, но не сводил глаз с Вульфа. Его оборвал я:
— При чем здесь Бартон? Я спрашиваю вас по-английски.
Вульф потрогал еще несколько перчаток и поднял чулок, да еще поглядел через него на свет. Вид Вульфа, держащего женский трикотаж так, как если бы он в нем разбирался, дал мне взглянуть по-новому на меру его притворства. Он же поднял другой чулок и мягко уронил его обратно на стол, затем вынул из кармана платок, обтер им руки, после этого сел в кресло.
— Читайте ваших англосаксонских поэтов, Арчи. Сам Ромео был англичанином, несмотря на географию. Я не пытаюсь вас дурачить, я придерживаюсь традиций.
— А при чем здесь Бартон?
— Я уже сказал: он оплачивает счета. Он оплатил все эти вещи, его жена их носила, Дора Риттер, позднее Чапин, их экспроприировала, а Чапин превратил их в сокровища.
— Откуда вы все это знаете?
— А как бы я мог этого не знать? Вот все эти ношеные вещи, которые Поль Чапин держит в дорогой элегантной шкатулке, запертой, а в момент опасности унесенной в безопасное от недружелюбного любопытства место. Вы видели, каков размер рук Доры Чапин, теперь вы видите эти перчатки, они ей не принадлежат. Вы слышали в понедельник вечером историю любви к женщине, которая ныне жена доктора Бартона. Вы знаете, что ряд лет Дора Чапин, тогда Риттер, была личной горничной миссис Бартон, что она и сейчас помогает ей, по крайней мере раз в неделю, делать что-то с волосами. Зная эти факты, я считаю, что только отчаянный глупец...
— Да, сэр. Благодарю за «глупца». Но почему их должна была взять Дора? Может, Чапин взял сам?
— Может быть, конечно, но маловероятно. Вне всякого сомнения, он не сдирал чулки с ее ног, и я сомневаюсь, чтобы он был знаком с ее будуаром. Верная Дора...
— Верная кому? Миссис Бартон, таская ее вещички?
— Но, Арчи, вы же видели Дору, неужели вы не поняли, что она уникальное создание? Увидев Дору, я заподозрил, что она целиком посвятила себя рыцарскому служению чужому роману. Это и есть ее верность. Этим же можно объяснить и то, что она продолжает посещать миссис Бартон, когда замужество практически освободило ее от этой необходимости. Какая удача для Чапина! Запах любимой, ткань, интимно прилегающая к коже, им обожаемой,— все это доставлялось ему по его требованию, больше того, пальцы, которые час назад расчесывали волосы его леди, подают теперь ему кофе. И он все сильнее восторгался тонкими нитями, связывающими его с обожаемой особой. Такова эмоциональная жажда у этого человека. Конечно, человеческий род не может продолжаться путем хранения перчаток и чулок в кожаной коробке. Но проблемы биологические — тема другая.
Вульф закрыл на несколько секунд глаза, открыл их опять и сказал:
— В этой коллекции нет традиционных носовых платков, Арчи. Уложите все осторожно обратно, заприте коробку, запакуйте ее. Найдите ей место в шкафу..., Орри, вы можете продолжать вашу работу. Вы не принесли нам решения нашего дела, но вы подняли завесу над другим помещением, которое мы обследуем. Звоните после шести.
Орри вышел, насвистывая.
Глава 12
Я имел свое собственное, очень милое изделие из кожи, не такое большое, как коробка с сокровищами Поля Чапина, но более изящное. Сидя за своим столом около пяти часов после полудня в ту же среду и убивая время в ожидании посетителей, я вытащил его из внутреннего кармана и любовался им. Я получил его всего лишь две недели назад. Оно было коричневое, из страусовой кожи, и его поверхности с обеих сторон были покрыты золотыми тиснениями. С одной стороны были изображены изящные линии орхидей. На обратной стороне вся поверхность была покрыта автоматическими кольтами: пятьдесят два чудесных маленьких золотых пистолетика, и все целились в центр. В центре было оттиснуто золотом: «А. Г. от Н. В.».