Он направился к лифту, а я уселся за свой письменный стол и протянул руку к телефону.
2
На следующее утро — это была суббота — я после завтрака некоторое время морочил себе голову каталогами саженцев, а потом отправился в кухню надоедать Фрицу. Вульф, разумеется, появится не раньше одиннадцати. В старом особняке из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, где Вульф живет уже двадцать лет, — из них последние семь лет вместе со мной — крыша была застеклена, а чердак разделен на несколько помещений. Благодаря заботам Теодора Хорстмана в них поддерживались разнообразные условия тепла и влажности воздуха для десяти тысяч орхидей, стоящих рядами на скамьях и полках. Вульф однажды признался мне, что орхидеи — это его любовницы: такие же скучные, дорогостоящие, живущие за его счет, и капризные. Он выращивал орхидеи различных форм и цветов, добиваясь предельного совершенства, а потом их раздаривал: еще ни разу он не продал ни одной орхидеи. Его терпение и изобретательность, подкрепляемые аккуратностью Хорстмана, приводили к удивительным результатам, а его чердак пользовался уважением в кругах совершенно иного рода, чем те, чьи интересы вращались вокруг его кабинета на первом этаже. Четыре часа — с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести дня, — которые Вульф при любой погоде проводил с Хорстманом на чердаке, были священны, что бы ни произошло.
В этот субботний день я готов был в конце концов признать, что даже хорошее настроение Фрица действует мне на нервы. Около одиннадцати часов я снова зашел в кабинет и попытался сделать вид, что если старательно покопаться, то вполне можно было бы найти для себя какую-нибудь работенку, однако из этого мало что вышло. Про себя я бормотал: «Леди и джентльмены, друзья и родные, я не требую от вас поручить мне какое-либо дело, которое дало бы нам возможность сдвинуться с места и кой-чего заработать, нет, пусть это будет хоть какой-то простой случай, пусть вообще хоть что-то».
Тут вошел Вульф и пожелал мне доброго утра. Разбор почты не занял у нас много времени. Он подписал пару чеков, выписанных по счетам, которые он подтвердил накануне, и со вздохом осведомился у меня, как у нас дела с банковским счетом. Затем надиктовал мне несколько коротких писем. Я отпечатал их и отнес в почтовый ящик. Когда я вернулся, перед Вульфом стояла уже вторая початая бутылка пива, а сам он полулежал, откинувшись назад в своем кресле, и мне показалось, что в его прищуренных глазах появилось хоть какое-то выражение. По крайней мере, подумал я, он перестал торчать над этими распрекрасными снежинками. Я сел за свой стол и закрыл пишущую машинку.
Вульф произнес:
— В принципе, Арчи, человек способен познать все, что только можно познать на этом свете, надо лишь довольно долго ждать. Пассивность Будды в качестве техники сбора сведений и накопления мудрости имеет всего один недостаток — ужасающую краткость человеческой жизни. Прослушаешь всего лишь первую строфу первой вступительной песни и тут же отправляйся на свидание с… ну, скажем так, с неким химиком.
— Да, сэр. Вы имеете в виду, что продолжая просто сидеть здесь, мы узнаем кучу интересных вещей?
— Кучу не кучу, но больше, чем знаем теперь, и с каждым столетием все больше и больше.
— Может быть, вы и узнаете, а я нет. Если я просижу здесь еще пару деньков, я просто чокнусь. Так что вообще ничего знать не буду.
В глазах Вульфа появились слабые искорки.
— Я не хочу выглядеть загадочным, но разве в данном случае это не было бы приобретением?
— Конечно, — проворчал я. — Если бы вы в свое время не поучали меня никогда не говорить вам: «Идите к черту», я бы вам так и сказал: «Идите вы к черту».
— Отлично, — Вульф глотнул пива и вытер губы. — Вот ты обиделся, а, по всей вероятности, зря. Мое замечание относилось к некоему недавнему событию. Ты, конечно, помнишь, что в прошлом месяце я посылал тебя на десять дней сделать одну вещь, которая в конце концов оказалась бесполезной в финансовом отношении, и что, пока ты отсутствовал, вместо тебя все это время здесь сидели двое молодых людей.
Я кивнул и усмехнулся. Один из этих парней был из агентства «Метрополитен» и выполнял роль личного охранника Вульфа, а второй был стенографом от Миллера.
— Ну конечно, уж вдвоем-то они шутя справились со всеми делами просто одной левой.
— Вот именно. Как раз тогда к нам приходил один человек, который хотел, чтобы я уберег его от его предназначения. Он выразил это по-другому, но по сути дела хотел именно этого. Оказалось, однако, что я был не в состоянии взяться за его поручение…