— Вы не можете просто так…
Королева бросает на него пронзительный взгляд из-за плеча, поэтому он затыкается, обдумывает свои слова и наконец спрашивает:
— Наследника престола?
— Да. И технически это ты.
Возможно, пришло время паниковать.
Её голос снова становится приятным, как будто они обсуждают погоду.
— Конечно, я бы никогда не признала кровную связь, если бы не нашла для неё применения. Но мне внушает отвращение одна мысль о том, чтобы ради мира, едва ли влияющего на нашу оборону, отправить свою внучку жить среди животных. — Она изящно вздрагивает. — Такая досадная обуза, что приходится сдерживать этих тварей, но что поделать. После потери дочери у меня нет совершенно никакого желания отдавать ещё кого-то от своей крови, чтобы удовлетворить прихоти низших рас. — Её губы растягиваются в ледяной улыбке. — Но мне и не придётся. Я пошлю тебя.
— Вы не можете меня отдать, — восклицает Стайлз, в отчаянии отступая назад. — Я вам не принадлежу!
Королева поворачивается к нему, прелестно дуя губы. Её пальцы всё ещё испачканы кровью и ошмётками плоти.
— Не пойдёшь по-хорошему? — говорит она. — Жаль. Но это не так уж и важно. Твоя мать отдала свою жизнь ради Джона Стилински. Я уверена, ты поступишь так же.
Стайлз даже не успевает потребовать от неё объяснений, как по взмаху её руки двое стражников втаскивают в сад его отбивающегося папу. Он бледен, морщины на его лице проступили сильнее прежнего, а в глазах плещется страх, но напряжение слегка ослабевает при виде живого и здорового Стайлза.
Стражники швыряют его на землю к ногам Королевы.
— Стайлз, — торопливо выдыхает папа с облегчением. Его голос срывается. — Ты в порядке.
Стайлз падает на колени рядом с ним и изо всех сил обнимает, даже не дав ему восстановить дыхание.
— Конечно, в порядке, — успокаивает он. — Зачем ты сюда пришёл?
— Ты не вернулся домой, — отвечает папа, так же крепко прижимая его к себе, — а твой джип остался в заповеднике. Я… я сразу понял, где тебя искать. — Он поворачивается к Королеве и требует: — Отпустите его.
Та лишь смеётся.
— Боюсь, это невозможно. Я заключила перемирие и хочу, чтобы Стайлз его скрепил. Если он откажется, ты умрёшь. Такая простая сделка, не правда ли? И справедливая.
— Такая же справедливая, как когда вы обещали своей дочери земную жизнь? — шипит шериф. — И дали ей всего десять лет?
Королева удивлённо моргает, словно она — сама невинность, и отвечает:
— Ты знаешь лучше других, Джон, что человеческий век ужасно короток. Я пыталась её предупредить.
Стайлз вздрагивает, прижимаясь к отцу и пытаясь что-нибудь придумать. Но не то чтобы у него был какой-то выбор. Не тогда, когда речь заходит о папиной жизни.
— Пап, — тихо начинает он.
— Нет. Не нужно ничего делать. Возвращайся домой, Стайлз.
Стайлз поднимает глаза на Королеву, весь дрожа и сжимая пальцами такую знакомую ткань папиной форменной рубашки.
— Пап, — снова шепчет он.
— Нет.
— Не забывай… есть овощи. Доктор сказал, что тебе полезно, пап. Для сердца. И не позволяй Рите угощать тебя сладостями во время дежурства… ну, если только раз в месяц. Думаю, раз в месяц можно. Еды в морозилке хватит минимум на две недели, а потом попроси миссис Флемминг, может, она научит тебя готовить что-нибудь простенькое. И передай мистеру Талботу, что я больше не смогу приходить на работу и мне очень жаль.
— Стайлз.
Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, Стайлз поднимается на ноги.
— Если я соглашусь, то вы его отпускаете, — говорит он. — Не затягиваете, не ищете обходных путей и не причиняете ему боли. Отпускаете его домой и позволяете прожить свою жизнь — естественную человеческую жизнь — и никогда его больше не беспокоите.
Королева отвечает ему с безмятежной улыбкой:
— Даже обидно, что ты ожидаешь от меня подвоха.
— Пообещайте.
Она единожды кивает и даёт знак стражникам, которые подхватывают его папу под руки и тащат из комнаты. Стайлз и хотел бы отвести взгляд или закрыть глаза, но не может, даже когда из них проливаются слёзы.
— Я люблю тебя, — вместо этого говорит он, пока папа выкрикивает его имя, ругается и вырывается из рук стражников, которые без видимых усилий продолжают его тащить. — Я люблю тебя. Прости, пожалуйста. Мне не стоило заходить в лес.
И когда папа совсем пропадает из вида, а его крики стихают, что-то у него в груди ломается и начинает истекать кровью.
Стайлз поворачивается к Королеве.
— Это навсегда? — дрожащим голосом спрашивает он, ведь Киру забрали всего на два столетия, верно?
— О, мышонок, — ласково отвечает она. — Брак — это навсегда. В этом-то и весь смысл.
А затем Королева заливается своим пронзительным, трескучим, резким смехом, и внезапно мир вокруг проваливается в темноту.
***
Стайлзу уже порядком надоело приходить в себя в непонятных местах: в этот раз он проснулся от того, что его укачивает.
— Сочувствую, — шёпотом говорит Кира и протягивает ему бокал с какой-то слабо светящейся жидкостью. — Это поможет.
Стайлз выпивает его залпом, потому что если только это не яд, то хуже этот день стать уже не может, а потом садится и осматривается по сторонам.
— Мы что, серьёзно едем в карете? — удивляется он. — Запряжённой лошадьми? — Самих лошадей не видно, но зато слышится стук копыт по земле, так что это вполне логичный вывод. — Это уже «Золушка» какая-то.
Кира вымученно улыбается.
— Королева выделила для тебя свой любимый паланкин, — объясняет она. — И нас несут кентавры, не лошади. Не может же она доставить тебя к алтарю верхом на осле, а то будет казаться, что она не воспринимает ситуацию с должной серьёзностью.
— А разве это не так? — замечает Стайлз. — Она решила расплатиться мной, только потому что ей на меня плевать. Похоже, что для неё это всё — одна грандиозная шутка.
— Так и есть, — вздыхает Кира, — и эту шутку Королева хочет довести до конца. — Она откидывается на сидение. — Мы почти приехали. Ты… готов?
Стайлз бросает на неё быстрый взгляд и отводит глаза.
— Ну, — язвит он в ответ, потому что сарказм ещё ни разу его не подводил, — никто не предупредил меня, что речь идёт о браке, так что могу и передумать.
— А разве бы это что-то поменяло?
Ради папы? Конечно нет. Стайлз прикрывает глаза и спрашивает:
— Кстати, а за кого именно… Она сказала «животные». Неужто высокомерные принцы-говнюки, проклятые на жизнь в обличии козлов до тех пор, пока не научатся любить или не упадёт последний лепесток?
В ответ Кира смотрит на него так, как будто именно он тут сумасшедший.
— Оборотни, — объясняет она. — Понятное дело. Эльфийское королевство постоянно… скажем так, посягает на чужие земли, а стая Хейлов просто так за свои границы никого не пускает. Так что в отместку они начали охотиться на любимцев Королевы и довели её до белого каления. Война продолжалась несколько столетий, но потом ей это наскучило, и она заключила перемирие, скреплённое согласно обычаям. То есть браком, слиянием кровей. Потому что для эльфов нет ничего важнее крови.
Стайлз фыркает себе под нос, заставляя её виновато вздрогнуть.
— Ну и кто из волков достанется мне… — он проглатывает рвущийся наружу истерический смешок, — в супруги?
Все эти эльфы, китцуне, кентавры, оборотни, а ему сложно смириться именно с мыслью о браке?
— Не знаю, — отвечает Кира, — но я останусь с тобой и… помогу подготовиться. Прослежу, чтобы церемония прошла как обговорено, а потом доложу Королеве. Поэтому делай всё так, как я тебе говорю, и твоему папе ничего больше не будет угрожать. — Она вздыхает. — Кстати, прости насчёт этого… Я ничего не могла поделать. Он бродил по лесу вслепую и звал тебя, пока Королева не устала от шума и не забрала его.