С утра у киммерийца все валилось из рук. Он чувствовал смертельную усталость, а тело ломило так, будто его ночь напролет топтала вся туранская конница. Кусок мяса не лез в горло, и даже аквилонское вино казалось кислым, а уж такого с ним раньше никогда не бывало. Вспоминая события минувшей ночи и сопоставляя их, Конан сделал для себя единственно верный вывод — предательство! Взмахом руки варвар подозвал к себе одного из своих помощников. Тот подошел, держась рукой за распухшую скулу.
— Приведи ко мне Радхара, я хочу поговорить с ним! Можешь привязать его за хвост лошади, если он сам не пожелает идти! — строго приказал варвар и скрылся в шатре.
Нимало удивленный таким приказом и гневным голосом вождя, помощник со всех ног бросился на другой конец лагеря.
Некоторое время спустя, Радхар, опираясь на обломок копья, вошел в палатку киммерийца.
Конан с мрачным видом сидел на сундуке, поигрывая кинжалом. При появлении шпиона он оторвался от своего занятия и взглянул ему прямо в глаза. Сердце Серого заледенело: в синих глазах северянина бушевала буря, какие только и можно представить в суровых и негостеприимных краях, откуда киммериец был родом.
— Из-за тебя погибли мои люди… Готов ли ты принять смерть, как мужчина? — спокойным голосом спросил он.
— Ты спас мне жизнь вчера, чтобы лишить сегодня? — гордо вскинув голову, вопросом на вопрос ответил Серый.— Теперь я твой должник.
Конан вздохнул, покачал головой.
— Ты станешь отрицать свою вину? Это недостойно тайного советника владыки Турана. Слышал, Ездигерд тебя очень ценит?
Радхар не сразу нашелся с ответом, ошеломленный осведомленностью киммерийца. А когда заговорил, то слова давались ему с трудом:
— Жаль, что ты поссорился с Илдизом. Сейчас был бы уже эмиром. И давно ты меня разгадал?
— В бою,— коротко бросил Конан.— Не нужно быть большим мудрецом, чтобы сопоставить цепь событий. С первых дней ты искал со мной драки, чтобы после занять мое место, а без меня эта армия развеется в прах; ты попытался навязать мне ложный план взятия Дугари — я знаю эту местность, там нет подземного хода; а вчера ты отправил гонцов за подмогой, но вместо них пришли туранцы. Нужно ли еще продолжать?
— Достаточно! Все верно… Ты выиграл, киммериец, я искренне восхищен тобой. Жалею, что нам не суждено стать друзьями.
— Ты тоже нравился мне, Радхар. Вчера мы дрались плечом к плечу, и я спас почти друга. Сегодня пришло время ответить за свое предательство… А ведь ты мог ударить мне в спину.
Серый молча проглотил прозвучавшую в словах варвара насмешку и, поборов свою гордость, твердо сказал:
— Я твой должник, Конан. Пусть ты и спас мне жизнь лишь для того, чтобы предать лютой смерти, но прежде, чем предстать перед Эрликом, я хочу вернуть тебе долг.— И тут Радхар, повинуясь какому-то внутреннему порыву, рассказал киммерийцу о черной старухе с окровавленным топором, и древних поверьях юэтши.— Тот поцелуй — проклятие богини, которое исполнится до новолуния. Можешь не верить мне, но чем-то ты прогневал Деркэто.
К концу рассказа варвар уже нервно расхаживал по шатру. Вид его был взволнован, лицо посерело.
— Ерунда! — крикнул он, останавливаясь перед Радхаром, и пронзая шпиона колючим взглядом.— Ты лжешь, спасая свою жизнь! Как мог ты видеть то, чего не видели больше ничьи глаза!?
— Все очень просто — ведь я юэтши,— выдерживая взгляд киммерийца, невозмутимо ответил Радхар.— Иногда боги являются своим детям.
— Юэтши? Ты — юэтши?! — поразился Конан, бессильно опустившись на лежанку.— Клянусь Кромом, если бы ты не стоял перед ликом смерти, никогда бы в это не поверил!
— Ну вот, хоть что-то тебе обо мне не известно,— усмехнулся Радхар.— Доверься мне, Конан, расскажи, чем ты не угодил богине и быть может, я сумею тебе помочь. А после ты волен предать меня смерти.
Варвар пребывал в замешательстве: он не верил пустым суевериям, если бы собственными глазами не видел прекрасную богиню, не обнимал ее волнующее тело вот этими самыми руками. Предупреждение в словах Деркэто, прозвучавшее на прощание, сейчас, словно запоздалое эхо, гремело у него в голове. Мозг лихорадочно работал, и картина вырисовывалась неутешительная. «Но можно ли доверять Радхару?»
— Ты говоришь, что богиня является в образе юной девы? — растягивая слова, спросил он.
— Боги вольны принять любое обличье. Решай, Конан. У тебя в запасе всего пара дней,— пожал плечами Серый.— Что будет после этого срока, известно только богине.
Киммериец окинул шпиона угрюмым взглядом из-под насупленных бровей и вдруг решился, рассказав все без утайки, словно хотел снять с себя тяжкий груз. Когда он дошел в рассказе до места, где оттолкнул от себя Деркэто, Радхар многозначительно присвистнул.
— Дальше можешь не продолжать. Ты поступил очень глупо,— искренне посочувствовал ему Серый.— Она могла бы тут же тебя уничтожить, но видно приготовила что-то более страшное. Однако я знаю способ, как вытащить тебя из этой беды.
— И что для этого следует делать? — упавшим голосом спросил Конан.
— Украсть топор старухи,— не моргнув глазом, ответил туранец.— Чтобы вернуть себе топор богиня снимет с тебя проклятие.
— Только-то и всего! — не удержался от смеха варвар.— Ладно, ты вволю потешился надо мной, теперь настал мой черед.
Конан уже поднимался на ноги, чтоб позвать стражу, когда Серый настойчиво произнес:
— Выслушай меня до конца, северянин. Украсть топор совсем не просто. Но можно, только для этого тебе придется стать юэтши.
— Ты верно забыл, что я киммериец,— нетерпеливо отмахнулся варвар.
— Обряд приобщения к роду, мог бы сделать тебя юэтши,— нажимал Радхар.
— Да уж не ты ли совершишь этот обряд?
— Нет, не я. Но здесь недалеко есть деревенька рыбаков, где тебе сумеют помочь.
Киммериец с недоверием посмотрел на шпиона. Спасай сейчас Радхар свою шкуру, он вряд ли бы смог сочинить на ходу такую невероятную историю. Конан неожиданно поймал себя на мысли, что почему-то ему хочется верить Серому.
— Хорошо, едем к твоим рыбакам,— наконец согласился он.
— Мы отправимся туда вечером — сейчас все мужчины на промысле, а женщины попрячутся в лесу, лишь только нас заметят. Юэтши слишком мирный народ, и многие этим пользуются, причиняя зло.
Радхар понемногу становился самим собой — спокойным, расчетливым, уверенным в себе, каким он был всегда — с тех времен, когда оставил навсегда рыбацкую деревушку в поисках лучшей доли.
— Что ж, будь по-твоему. Но не пытайся обмануть меня, Радхар, иначе смерть твоя будет ужасна.
Вдвоем, стремя в стремя, они ехали берегом моря. Волны купались в закатных лучах. Чайки с недовольными криками уступали дорогу двум мрачным всадникам и долго еще кружили над пенным прибоем. Радхар неуклюже сидел в седле, раненая нога нестерпимо болела, но гордый юэтши ничем не выдавал своих чувств.
Конан и вовсе не походил на себя: плечи киммерийца осунулись, голова по-стариковски клонилась на грудь, в глазах уж не горел тот яростный огонь, с которым варвар врывался в ряды врага и поднимался на стены крепостей. Перемены были столь разительны, что, когда он проезжал лагерем, разбойники с трудом узнавали своего вожака и с удивлением смотрели вслед.
— Чем ты обязан Ездигерду? — спросил северянин.— Ведь ты даже не туранец!
— Не Ездигерду.
— А кому? Илдизу?
— Да. Волею судьбы он подобрал на меня, подыхающего с голоду в трущобах Аграпура. Покойный король любил иногда, надев простое платье, потереться среди городских отбросов — в сопровождении переодетых телохранителей. Не знаю, какая муха его укусила, но он взял меня во дворец. С тех пор я верно служил ему, а потом — его сыну. Ну, вот мы и приехали.
Конан огляделся по сторонам. Деревня юэтши приютилась у самой кромки воды. Несколько рыбацких лачуг, собранных из жердей, камышовые крыши, грубые печи на улицах и пропитавший все насквозь запах рыбы не произвели на него впечатления. В центре селения высился большой дом, больше похожий на хлев, чем на жилое строение. На берегу лежали лодки, выдолбленные из цельных стволов. Тут же сушились сети. Ватага шумных ребятишек гоняла по улочкам деревушки одинокого барана, жалобно взывающего о помощи, но, заметив двух грозных всадников, кинулась врассыпную. Вслед за этим на улицы высыпали мужчины: невысокого роста, с косматыми челками, ниспадающими на глаза, в жалких отрепьях, какие и нищий бы постеснялся одеть, насквозь продубленные солью и черные от загара. Однако жилистые руки уверенно и твердо сжимали гарпуны и остроги, направленные на двух незнакомцев.