На пульте управления нашего корабля задребезжал звонок — сигнал подготовки к стыковке. Яркий свет загорелся на звездном узоре неба и тотчас погас, потом вспыхнул еще и еще. На Орбитальной-6, отвечая ему, также зажигались и гасли огни. Завязался безмолвный световой разговор. Ракетоплан медленно приближался к цели, поочередно работая маневровыми двигателями и слегка раскачиваясь в пустоте. Теперь наш корабль шел по радиотропе — локатор станции цепко держал его в своем луче. Пилоты ракетоплана изредка отдавали короткие команды по внешней связи, сверяясь с работой навигаторов в приемном доке станции.
Я внимательно следил за точными движениями звездопроходцев. Сидевший рядом со мной Клим Фехнер положил руку мне на плечо, кивнул в сторону станции. Я выглянул в боковой иллюминатор. Под килем ракетоплана загорелись зеленые огни, отмечая стыковочные узлы. Тотчас в темноте обозначился правильный квадрат, отмеченный мерцающими желтыми огнями, — это медленно приближалась площадка причала. Ракетоплан беззвучно повернулся, выпустив две ослепительные струи газов из маневровых двигателей. Звезды заплясали в диком хороводе, исчезло далекое Солнце, и вся Вселенная, казалось, мчалась неизвестно куда. Орбитальная оказалась не сбоку, а где-то внизу, и корабль, воспользовавшись этим, осторожно спустился на приготовленное ему место на маленьком «ракетодроме».
Теперь я мог подробнее рассмотреть стыковочный ангар. Громадная глубокая ниша уходила внутрь станции. Обшивка здесь была словно изглодана оспой: мелкие и крупные щербины и щели — следы от мелких метеоритных частиц — покрывали корпус станции. Над нишей располагалась бортовая наблюдательная площадка, где за толстым стеклом сидел человек и сосредоточенно следил за нами, переговариваясь с кем-то, кто сидел сзади. В глубине ангара я заметил еще несколько ракетопланов. Судя по выступающим рулям высоты и широким веерам фотоэлементов, это были автоматические грузовые корабли, доставлявшие на станцию грузы серы с Ио и метана с Тритона и Титана[22].
Стыковка закончилась. Мы поблагодарили пилота и выбрались в тесную шлюзовую камеру. Около минуты ждали, пока откачается воздух. Затем люк беззвучно распахнулся, и я шагнул в пустоту. Узкая платформа из рифленых листов циркониевой бронзы вела во входной тамбур станции. Мгновенно я перестал ощущать, где верх, где низ. Звезды были всюду: справа, слева, сзади, впереди, внизу. Лишь переходная площадка, к которой плотно прилипали магнитные подошвы ботинок скафандра, давала относительное представление об объеме в этом бесконечном невесомом мире.
Шедшая рядом со мной Тая Радж неожиданно пошатнулась, взмахнула руками, хватаясь за воздух. Я поспешил удержать ее. Услышал в наушниках взволнованный голос девушки:
— Извини, Влад. С непривычки у меня закружилась голова.
Все время кажется, что могу упасть в эту бездонную пропасть!
— Ничего, — ободрил ее я. — К этому быстро привыкаешь. Старайся не думать о бесконечности. Представь, что плывешь в удивительно прозрачной воде над дном океана. И не забывай про магнитные ботинки!
Я не видел лица Таи Радж — его скрывал опущенный светофильтр шлема, — но мне показалось, что она благодарно улыбнулась мне.
— Действительно, — снова зазвучал в наушниках шлемофона ее голос, теперь уже с оттенком восхищения, — это очень красиво! Помнишь, как у поэта: «купаться в звездах»?!
В наушниках у меня раздался веселый смешок, и голос Майя Ирвинга произнес:
— Ага! Попробуй, искупайся!
Я сообразил, что наш разговор был слышен и всем остальным добровольцам.
— А как ты, Клим? — обратился я к подошедшему Фехнеру, который двигался сзади нас.
— Ты о чем? — не понял он.
— Не боишься провалиться туда? — Я указал за пределы причала, в черную пустоту, пронизанную острыми иглами звезд.
— А чего бояться? — удивился Фехнер.
— Можно подумать, что для тебя это привычное дело? — усмехнулся я.
— Просто я всегда помню про магнитные ботинки, — пожал плечами Клим.
— А ты, оказывается, закоренелый технарь! — рассмеялся я.
Толстая стальная крышка, закрывавшая входной тамбур, отскочила в сторону и опять захлопнулась, как только мы вошли внутрь. Когда насосы накачали в тамбур воздух и давление стало нормальным, я снял шлем. Оглядевшись, сказал:
— Ну, вот и дома!
Мои товарищи стояли тут же, расстегивая скафандры и помогая друг другу освободиться от защитной одежды. Карручи снял свой шлем следом за мной; встряхнул головой, вытирая со лба пот. Глубоко вдохнув воздух, сказал:
22
Ио — один из наиболее крупных спутников Юпитера; Тритон и Титан — самые крупные спутники Нептуна и Сатурна соответственно.