- Я часто натыкался на подобную чушь в инфосети. Это фейк!
- Это не фейк! Я стою перед вами во плоти. Я не плод фантазии и компьтерной графики. Меня можно проверять на детекторе лжи сколько вам угодно. А вам, юноша, пора бы почаще включать свои мозги и интуицию!
Наступило молчание. Дети не привыкли к таким дерзким речам.
– Значит, на проклятом материке жизнь более совершенна, чем в у нас, принявших власть божию с давних пор? – неожиданно раздался спокойный голос Раймона.
Он тоже подсел к остальным. Лика увидела в его взгляде такую же непреклонность, что и во взгляде пришельца. Гость внимательно посмотрел на юношу.
– Трудно, сын мой, взвесить на весах совершенства Старого и Нового Света. Что вам сказать? В Новом Свете живут совсем иначе. В доме белого человека белому всегда окажут гостеприимство. И без всяких денег… Впрочем, там и деньги-то не везде существуют, вместо них в ходу шкуры и бусы, а люди живут только охотой и рыбной ловлей.
– А землю они обрабатывают? – вдруг вмешалась в разговор Фантина, чего она никогда не посмела бы сделать в присутствии своих взрослых хозяев. Она не меньше детей сгорала от любопытства.
– Землю? В некоторых местах выращивают картофель – у нас его называют земляным яблоком и пока еще не умеют выращивать. Но особенно много там плодов, похожих на груши, но очень маслянистых. И еще там растут хлебные деревья.
– Хлебные деревья? Значит, и мельник не нужен? – воскликнула Фантина.
– Конечно, нет. Тем более что там хорошо растет маис. В других местах люди питаются корой некоторых деревьев и орехами колы. И после этих орехов целый день не хочется ни есть, ни пить. Еще они употребляют в пищу нечто вроде миндального теста – какао, смешанное с сахаром. А пьют они напиток из бобов, который называется кофе. В странах, где земли менее плодородны, пьют пальмовый сок и сок агавы. Много там и всевозможных животных…
– А туда отправляют купеческие челноки? – прервал его Жослен.
- Смельчаки есть, но их очень мало.
Лика жалела, что больше не было рассказов о волшебных путешествиях.
Вскоре в кухне появился барон Арман. Видимо, ему сообщили о неожиданном госте, но он не выказал по отношению к нему своего обычного радушия.
Он был сдержан и как будто даже встревожен.
– Это правда, что вы прибыли из проклятого материка? – поинтересовался он после обычного обмена любезностями.
– Да, мессир барон. И мне хотелось бы побеседовать с вами несколько минут наедине об известном вам человеке…
– Тсс! – повелительно остановил его барон, с беспокойством оглядываясь на дверь.
И он добавил, пожалуй, с некоторой поспешностью, что его дом в распоряжении господина Рошфора и пусть гость соблаговолит требовать от прислуги все, что ему необходимо. Ужин будет через час. Таинственный гость поблагодарил и попросил позволения пройти в отведенную ему комнату, чтобы «немного помыться».
«Неужели его недостаточно намочил ливень? – Лика. – Странные люди эти путешественники. Правильно говорят, что они не такие, как все. Обязательно спрошу у Гима, он тоже много где побывал, разве он тоже моется по любому поводу? Наверно, у них такой обычай. Может, поэтому они все такие невеселые и обидчивые, как Гим. Они так яростно дерут себе кожу, что она становится чувствительной и им больно. Вот и кузен Плесси хочет без конца мыться. Он так заботится о своем теле, что, пожалуй, скоро станет прозрачным колдуном. Может быть, его даже сожгут на костре. Так ему и надо!»
В тот момент, когда гость направился к двери, Жослен С обычной своей бесцеремонностью схватил его за руку.
– Еще один вопрос. Чтобы найти себе занятие в Новом Свете, наверно, надо быть богатым или купить право заниматься ремеслом?
– Сын мой, это свободные земли. Там не требуются никакие бумаги, хотя трудиться приходится много и тяжело, да и нужно уметь защищать себя. У меня было поручение в замок Сансе. Я привез вам послание. Я намеревался поговорить об этом с бароном Арманом наедине, но, как я понял, в вашей семье привыкли обсуждать все дела сообща. Что ж, мне это нравится.
Лика заметила, что лицо барона сделалось вдруг мертвенно бледным, и он прислонился к дверному косяку.
Она почувствовала острую жалость к деду. Ей хотелось остановить пастора, не дать вырваться тем словам, которые он собирался сказать, но пастор продолжал: