– Нет, монсеньор, – ответил граф Стим, – просто я думаю, что лучший способ уберечься от яда – ничего не класть в свой стакан, а все отправлять в желудок.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вот что: ежедневно, всю жизнь принимайте крошечную дозу какого-нибудь сильнодействующего яда.
– И вы это делаете? – в ужасе вскричал архиепископ.
– С самого юного возраста, монсеньор. Вы ведь знаете, что мой отец пал жертвой какого-то неизвестного зелья, а ведь он всегда клал себе в рюмку жабий камень величиной с голубиное яйцо. Моя мать, женщина без предрассудков, нашла истинный способ уберечь меня от подобной судьбы. Один мавр, житель проклятых земель, научил ее, как защитить себя от яда при помощи самого яда.
– В ваших рассуждениях всегда есть что-то парадоксальное, и это тревожит меня, – озабоченно сказал архиепископ. – Вы словно жаждете всюду ввести реформу, хотя каждому известно, какие беспорядки в церкви и во всем королевстве породила реформа и революция. Ну скажите, зачем вам пользоваться способом, который не дает вам никаких гарантий, вместо того чтобы прибегнуть к испытанным средствам? Правда, для этого нужно иметь настоящий жабий камень и настоящий рог нарвала. Сейчас развелось немало шарлатанов, которые наживаются на этом и подсовывают вместо них невесть что. Но я знаю одного монаха, некоего Беше, он человек весьма ученый и занимается по моему поручению алхимией. Он достанет вам отменные противоядия.
Граф Стим слегка склонил голову, чтобы взглянуть архиепископу в лицо, и его густые черные кудри коснулись руки жены. Лика отшатнулась. Но в этот момент она заметила, что на нем нет парика, что эти великолепные волосы – его собственные.
– Хотел бы я знать, – проговорил граф, – откуда он их достает? Ребенком я из любопытства убил немало жаб и мне ни разу не удалось обнаружить в их головах пресловутый жабий камень, который, как утверждают, именно там и должен находиться. Что же касается рога нарвала, то скажу вам: я объездил весь мир, и у меня сложилось непоколебимое убеждение, что нарвал – животное мифологическое, вымышленное, короче, в природе не существующее.
– О подобных вещах, граф, нельзя судить с уверенностью. Надо оставить место тайне и не утверждать, будто знаешь все.
– А вот для меня является тайной, – медленно проговорил граф, – как это человек вашего ума может серьезно верить в подобные… выдумки…
«Боже, – подумала Лика, – как дерзко он разговаривает с таким высокопоставленным духовным лицом».
Она смотрела на мужчин, взгляды которых скрестились. Первым обратил внимание на ее тревогу муж. Он улыбнулся ей, и эта улыбка причудливо сморщила его лицо, но зато открыла белоснежные зубы.
– Простите нас, сударыня, что мы затеяли этот спор в вашем присутствии. Его преосвященство и я – заклятые враги!
– Я никого не считаю своим врагом! – с возмущением воскликнул архиепископ. – Вы забываете, что у служителя бога сердце должно быть преисполнено милосердия! И если вы ненавидите меня, то у меня нет к вам ненависти. Но я пекусь о вас, как пастырь о заблудшей овце. И если вы не внемлете моим словам, я сумею выполоть с поля сорную траву.
– О! – воскликнул граф с каким-то зловещим смехом. – Вот достойный наследник кюре Симона Монфора, который сжигал на кострах альбигойцев и испепелил утонченную цивилизацию Аквитании! До сих пор еще, четыре века спустя, мир оплакивает уничтоженные сокровища и содрогается от ужаса, когда слышит рассказы о его зверствах. Я потомок самой древней ветви графов Милославских, в моих жилах течет кровь славов и руссов, и я вздрагиваю, когда встречаюсь взглядом с вашими голубыми глазами северянина. Вы – наследник грубых варваров, которые насаждали у нас сектантство и нетерпимость, вот что я читаю в ваших глазах!
– Моя семья – одна из древнейших в Лангедоке! – прогремел архиепископ, привстав со стула. Он произнес это с таким акцентом, что Лика едва поняла его – Вы же сами отлично знаете, дерзкое чудовище, что половина этой области принадлежит мне по наследству. Испокон веков половина земель является нашими родовыми владениями.