Валерий поднялся на холм к стоянке, отыскал среди вещей свое снаряжение и почти не жуя проглотил несколько лепешек и кусок вяленого мяса. Подкисшее вино показалось волшебным нектаром. Голод отступил и только теперь Буховцев увидел, что его руки липки не от пота, а от крови. Он осмотрелся. Кровью и ошметками человеческого мяса была забрызгана его туника и помятая в нескольких местах афинская кираса. Остатками вина он вымыл руки и умылся. Теперь Валерий почувствовал себя намного лучше. Снова вернулась спокойная уверенность, и он спустился вниз к контубернию.
— Трибун, двоих наших нет. Секста Скриба зарубили, а Авлу Самниту я сам помог, он был не жилец. Остальные почти все ранены, но серьезно лишь один — доложился подошедший Нерий.
Сам опцион был в двух повязках, один глаз в кровоподтеке от хорошего удара, но лицо сияло довольством, даже можно сказать легкой эйфорией. Он уцелел, и это сейчас главное, а боль утрат придет после.
— Как германцы?
— Двое вроде будут жить, остальных мы добили. Чего с падалью возиться.
— Их нужно осмотреть, интересно, откуда они. Да, и посмотри того, что около дерева валяется. Я его под горку скинул и он об березу приложился, но мне кажется, должен жить.
Квинт кивнул. Хотел уже уходить, но снова повернулся к Буховцеву.
— Ты то как сам, трибун? — указал он на окровавленную кирасу.
— Кровь не моя — отмахнулся Валерий.
— Никогда не видел, чтобы так шустро махали мечом. Ты и центурион спасли наши шкуры. Придем в лагерь, принесу жертву за вас богам.
— Какие к воронам, жертвы Квинт, двух человек потеряли — сорвался Валерий. Хотел сказать — из‑за меня, но не сказал. Потому что это было глупо. Все они добровольцы и такова их воинская судьба. Здесь это все именно так понимали — ладно иди. Пошли кого‑нибудь к Филаиду. Может, там тоже есть живые.
Живые после рубки с эллином были, вернее один. Среднего роста кряжистый бородач, тот, которого он видел в хламиде, был легко ранен и выглядел вполне здоровым, хотя и радости от плена у него не было совсем. Его скрутили веревками и подвесили на дереве у края холма. Туда же перетащили троих пленных, свои вещи и взятые в бою трофеи. Развели костер и теперь готовились к допросу. Перед этим был тщательный осмотр убитых, который привел к странным результатам, поскольку большинство варварского воинства представляло из себя сборную солянку. Несколько херусков, пара тенктеров и сигамбров. Бруктеры, хавки и даже несколько галлов. Все это определил Квинт, хорошо разбиравшийся в местных родовых знаках. Да это была загадка. Никто не представлял здесь наличие такого странного отряда. Войско по местным меркам вооружено было не плохо. У половины были мечи, у остальных фрамеи. Посчитали поверженных врагов, девятнадцать человек. Валерий их осмотрел без особой брезгливости, хотя зрелище было не из приятных. Вонючие одежды, бородатые лица, все это в крови и внутренностях. У некоторых головы забрызганы мозгами. Когда с осмотром закончили, оставшихся троих раненых пленных забрали подальше от поля боя. Никто рядом с горой оставаться не хотел. И вот теперь слегка раненый бородач, по виду вождь, стоял подвешенный к веткам дуба, а остальные сидели рядом под присмотром охраны. С ними был также и контуженный об ствол березы, он действительно, оказался жив. Буховцев еще раз осмотрел гору и поле боя. Нервное напряжение почти прошло, и сейчас он дивился, как контуберний устоял. Все — таки военная организация римлян — большое дело. Если бы им навязали схватку на открытой местности, без его с Ахиллом подвижного прикрытии с флангов, отбиться было бы трудно. Так часто и бывало в боях римских отрядов. Если им удавалось выстоять в правильном бою, то участь варваров была решена, если нет, то римлянам приходилось плохо.