Желая сделать его обитателям свой коровий сюрприз, направилась не на привычное для неё подворье, а прямо к парадной калитке. Громким мычанием радости невольно оповестила об этом даже соседские участки. «Чё это Бурёнка… сама пришла? Ну и закрутилася я!» – растерянно поправляя сползающую с головы косынку, подумала ефросинья. Хмыкнула и почти подскочила к комнатному окну, чтобы тут же проверить эту мысль.
Едва сдвинула оконную штору, как у домового деревянного мостика через придорожный кювет весело забелела голова их семейной молочницы. Одна её нога глухо стукнула копытом, за ней – другая, а вот уже и – правая задняя… Когда же стала подтягивать последнюю ногу, она соскочила с края этой дорожки и оказалась на прикрытом глиной жестяном склоне канавы. Пока хозяйка выбегала на улицу, корова в считанные секунды соскользнула назад и всем своим полутонным весом упала на эту подвернувшуюся под неё точку опоры. Раздался глухой треск, и перешедшее в дикий рёв мычание заставило замолчать даже беспардонно квакающих в болотном кювете уток.
– О боже! Зачем… на кой ляд ты сюда пришла, на кой?! – кинулась ефросинья к растянувшейся почти у самой калитки корове.
А та немного успокоилась, потом набрала воздуха и попыталась встать. Но едва начала приподниматься на задние ноги, как тут же с протяжным стоном упала назад. Бессильным помощником оказался и появившийся на обед хозяин. Он лишь многоэтажно чертыхнулся на притихшую в слезах супругу и почти бегом отправился на соседнюю улочку, к сельскому ветеринару.
– Ничем порадовать не могу, – осмотрев коровью ногу, резюмировал он. – Перелом бедренной кости, да еще в пятнадцатилетнем возрасте, понимаете ли… Как ни жалко, но выход здеся только один…
Бурёнка, словно расслышав этот врачебный приговор, приподняла голову и со стонущим мычанием освободила зажатое ногами вымя: мол, смотрите, люди, сюда-а-а…
– Да она, кажись, выказывает свою последнюю просьбу… Требуеть забрать у неё молоко, – догадался ветеринар.
Хозяйка дрожащими от волнения и страха руками, которые всё чаще срывались с сосков на ведро, с трудом провела эту дойку и разрыдалась. Обхватила Бурёнкину голову и со всхлипами запричитала:
– То я… то я, паскудница… я во всём виноватая. Прости ж, прости мени, грешницу растакую…
Корова мотнула головой, словно беззвучно огласила свою мысль: «Да освободь же ты меня, навалившаяся женщина, а то ещё сама и удушишь!» Выкатила что есть мочи глаза и обвела своим горестным взглядом всех собравшихся. Потом уставилась в так знакомое ей цинковое ведро, и две крупные бусинки медленно покатились вниз. Сопровождаемые жалостливым мычанием коровы, они едва достигли её ноздрей, как вслед за ними поползли другие. Этот женско-коровий плач ещё более усилился голосами прибежавшей детской «пятерки», вскормленной молоком Бурёнки. Двор словно утонул в сплошном потоке звуков, очень похожих сейчас на само завывание налетевшего внезапно ветра. Стало быстро хмариться, и раздосадованный хозяин по-бригадирски скомандовал:
– Фрося, хватит тут выть да хрюкать! Быстрей уводь детей… И сама отсель уходи. Бы-ы-ыстро!
– Всё-всё, Антон, поняла, – взяла она в охапку всхлипывающих ребятишек, – Пойдёмо, я вам дам зараз по кружечке молочка… Парного, вкусного.
Когда они скрылись за дверью хаты, ветеринар отвел Антона в сторонку и тихо вымолвил:
– Ну, што, надо её кончать…
– Не-е-ет! – молча поправил увлажненные печалью усы и слегка повысил голос тот. – Робить это и здесь я не буду… Давай возьмем стогомёт и оттарабаним её на скотный двор, а там решайте сами, без меня…
Такой его сердобольный и экономически выгодный хозяйству шаг по-своему одобрило и руководство села. Уже следующим вечером ефросинья с детишками привечали в стойле уехавшей навсегда кормилицы её четырёхлетнюю дочку, которая именно здесь и родилась. Теперь она к несказанной ребячьей радости продолжит тут материнское дело. Под её же именем, с теми же добрыми людьми. И даже, наверное, с аналогичной прозорливостью. Когда молодая Бурёнка с материнским любопытством начала оглядывать сарай, хозяйка настороженно, чтобы та не услышала, прошептала:
– Неужто и она така глазаста? Неужто от ней тожеть ничего не попрячешь?.. Вот кака ведь порода.
Тайна Рекса-дипломата
Всевышний обделил уже не очень молодую пару детьми. То ли она оказалась не совсем сгодной для этого дела, то ли у него невесть почему не до конца «инструмент» был настроен. В общем, сколь ни ходили по клиникам и бабкам разным, а заиметь голосочек кровный не могли. И к десятилетию своего такого грустного супружества подались они в роддом другой, собачий. Здесь само везение поползло им навстречу – в виде маленькой мордашки уже неуклюже пытающегося встать на толстенькие лапы пятнистого щенка.