Василий потирал жирные ладони, перебегал заплывшими глазками по лицам купца и сына. Не скрывая усмешки, заметил:
— То купцу сурожанину разорение, не спорю, коли Русь победит! А боярину от того только богатство, русскому купцу — тож! Да что толковать! Нет силы, чтоб против Орды поднялась, и мечтать о том не след! И большим воеводой князь не назвал Волынца, зять — это еще не воевода!
Ошибся боярин. Наутро скакали гонцы созывать бояр в княжий терем думу думать.
— Святой Петр, — объявил Дмитрий, — благословил сей град быть градом надо всей Русью! Князь суздальский пришел к нам бить челом, чтобы мы рассудили его с братом! Рассудили! Москва и Суздаль ныне едины. Сегодня пришли киличеи от тверских князей: кому на Твери быть великим князем?
Такого еще не слыхивали бояре, будто небеса разверзлись. Тверь пришла на суд Москве! Давнее то дело и мрачное, пролегла меж Москвой и Тверью смерть великого тверского князя Михаила Ярославича, причисленного церковью к святым мученикам! Юрий, сын Данилы, из рук которого получил Москву Иван Калита, сперся в смертной вражде с Михаилом Ярославичем за великое княжение на владимирский стол, кому быть выше — Москве или Твери? Михаил ведет ордынскую рать на Русь, в ответ Юрий ведет другую ордынскую рать. К хану один на другого с обносом. Юрий порехитрил, взял в жены Кончаку, сестру Узбек-хана. Ханский зять вернулся из Орды растоптать Михаила с ханским послом Кавгадыем. Был бой, была сеча в сорока верстах от Твери. Михаил разбил войско Юрия, а жену его, сестру великого хана, пленил.
С того и пришла беда на Тверь. Юрий пошел в Орду бить челом на тверского супостата. Узбек-хан призвал Михаила в Орду. Тверские бояре говорили князю: «Один сын твой в Орде, пошли другого, сам не ходи!» Сыновья упрашивали отца:
— Батюшка! Не езди в Орду, пошли кого-нибудь из нас! Хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев пройдет!
Михаил отвечал:
— Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет. Не поеду, так отчина моя будет вся опустошена и множество христиан избито. Когда-нибудь все равно умирать, так лучше за других положу душу свою.
Михаил пошел в Орду. Долго ждал на кочевьях, пока вспомнил о нем Узбек-хан. Вспомнил, кочуя в устье Дона, и спросил у своих эмиров:
— Вы мне говорили на князя Михаила! Рассудите его с московским князем: кто прав, кто виноват?
Судить взялся Кавгадый. Созвал суд и зачитал Михаилу обвинение:
— Ты был горд и непокорлив хану, ты позорил посла ханского, бился с ним и воинов его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною, казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву, сестру ханскую Кончаку, отравил!
Оправданий судьи не слушали. Михаила забили в колодки и зарезали на кочевье за рекою Тереком.
Минуло много лет с той поры, но не забывали потомки Ярослава Ярославича потомкам Александра Ярославича этой горькой обиды. И вот на тебе! Тверские князья зовут Москву рассудить их: кому княжить?
— Кому княжить?— вопрошал Дмитрий.— Нашему сродственнику Василию Михайловичу, кашинскому князю, или микулинскому Михаилу Александровичу, внуку святого мученика Михаила Ярославича?
Думали бояре. Да чего же думать: готов был у князя приговор. И помолчать не дал, спешил все объявить, что готовил для думы:
— Мы не можем покинуть Москвы! Тысяцкий Василий пусть едет старшим! С ним идти боярину Андрею! От суздальцев Морозову. От церкви быть рассудителем тверскому владыке Василию.
Приговорил! Пригласил на думу, а слова боярского не пожелал слушать. Да и такое ли довелось услышать? Князь встал и, стоя, объявил:
— Дмитрий Михайлович, князь Волынский, подойди к нам!
Боброк прошел на зов князя через всю гридницу.
— Встань рядом! — повелел Дмитрий.
Юноша перерос старого воина. Но был худ и жидковат супротив Боброка. Дмитрий положил Боброку руку на плечо. Ломко звенел его голос:
— Хан отдал ярлык Суздальцу, кто повел в тот час московскую дружину вернуть нам великое княжение? Князь Дмитрий Волынский. Ныне Москва берет под защиту и Суздаль и Тверь! Та рука должна быть закована в железо! Отныне большим московским воеводой быть Дмитрию Волынскому! Ему устраивать войско, ему водить московские полки! Мы вручаем ему меч и щит великого княжества владимирского и московского!
Не выдержал, сорвался Иван Вельяминов:
— Мы привыкли, чтобы князь водил полки!
— Я Дмитрия Волынского ставлю воеводой, а не князем, дабы имел я полки, кои водить можно за победой.
...Князю Дмитрию Ивановичу семнадцать лет, князю Михаилу Александровичу, внуку Михаила Ярославича, убиенного в Орде князем Юрием Даниловичем и Кавгадыем, двадцать три года, князю Василию Михайловичу пятнадцать лет.
С детских лет князя Михаила гоняла по городам вражда Москвы с Тверью. Крестил его епископ Василий во Пскове, рос Михаил у отца, который ненавидел Москву. К двадцати трем годам взматерел, раздался в плечах, был неустрашим в бою, грозной и твердой рукой правил своей микулинской вотчиной, гнал татей, воров и разбойников, не давал волю боярам над земледельцами и торговыми людьми.
За отроком Василием, князем кашинским, стоит рука князя Иеремии, двоюродного его дяди, сына Константина Михайловича. Михаил Александрович и Иеремия Константинович — двоюродные братья. Иеремия просит дать тверское княжение Василию мимо Михаила, себе не просит, хотя, если дадут, возьмет. Ведомо, однако, тверичанам, что Иеремия при великом князе Симеоне Константиновиче склонялся к Москве, не примут его князем тверские бояре, не нужен тверским боярам и тихий отрок Василий.
Как же епископу Василию не порадеть за своего крестника? Василий Вельяминов спросил епископа, кого желают видеть князем тверские бояре.
— С кем легче ряд положить?— спросил в ответ владыка.— С одним лицом или с несколькими?
— Ты нас загадками, отец, не пугай! — проворчал Василий Вельяминов.— Нас призвали рассудить!
— Со мной вместе! — поправил его епископ.
Вызвали спорщиков. Слушали сначала их обиды. Обиды простили и повелели им крест целовать.
Василий Вельяминов спросил:
— Князь Михаил и князь Василий, целуете крест великому князю московскому Дмитрию Ивановичу как брату старшему братья молодшие?
— Целую крест! — ответил князь Василий Михайлович.
— Как брат молодший брату старшему Дмитрию московскому крест не целую! — ответил Михаил.— Как брат брату целую крест жить в мире и согласии, иметь общих друзей и общих врагов! Пусть имя мое покроется забвением и проклянут меня дети мои, если я посрамлю своего отца, своих деда и прадеда. Ярослав Ярославич был братом Александра Ярославича, не унижу брата перед братом!
— Суда просишь у московского князя! Гордыню смири!— сказал Василий Вельяминов.
— Гордый на месте стоит, негордый побежит, куда поманят! — ответил с вызовом Михаил.— Гордый держит слово, негордый себя не любит и слова своего не держит!
Андрей Кобыла, приговаривая, думал об Орде. Приговорят Василия, Орда вынесет ярлык Михаилу, тогда и Михаилу обида, и Орде обида, а против Орды не удержать Василия на княжении. Боярин Морозов приговаривал, глядя на Андрея Кобылу, верил в его искусство в политике с Ордой. Василий Вельяминов приговаривал, зная, что Василий Михайлович, уйдя княжить в Кашин, не успокоится, сегодня Михаилу крест будет целовать, завтра прибежит под руку к московскому князю, а Михаил не прибежит. Отторгнет Москва Кашин и вечно будет уязвлять Михаила и пугать его племянником. Епископ Василий приговаривал своему крестнику.
Приговорили на Твери княжить Михаилу Александровичу, идти ему в Орду за ярлыком на великое княжение, а Василию и Иеремии княжить в Кашине и крест целовать Михаилу.