Тверские бояре недовольны. Явились к Василию Вельяминову.
— Ты что ж, боярин, пас в разор отдал Михаилу, у него рука тяжелая!
— А вы не поддавайтесь! — ответил Василий Вельяминов, посмеиваясь в бороду. Нет, не быть Михаилу супротивником Москвы, коли бояре князем недовольны.
7Хан Тогай кочевал в стране Наручатской по Мокше, по Цне, держал кочевья по речке Юла. От Цны и Мокши до рязанской земли два перехода. Знал Тогай, что Олег рязанский друг Мамаю, что Олег рязанский прикрывает Мамая от него, от хана наручатского. Тогай решил поразить друга темника Мамая, пограбить землю, насытить воинов и зайти сбоку Мамаю. Тогай собирал свои тумены быстро и тайно, однако Мамаевы лазутчики ускакали на реку Воронеж, известили Мамая, что наручатский хан идет на Русь. Ударить на Тогая? Амурат-хан ударит со спины. Не с руки идти оборонять рязанскую землю. Мамай послал гонцов к князю московскому с повелением помочь Рязани.
В один день два тумена Тогая откочевали с Мокши на реку Пару и зашли в подбрюшье рязанской земли. Сакмагоны рязанского князя зажгли на лесных холмах костры, дымы предупредили Олега в Переяславле рязанском о том, что движется Орда. С наручатской стороны мог идти только хан Тогай. Враг беспощадный. Епифаний Коряев вызвался бежать к Мамаю и бить челом на наручатского хана. Олег отпустил Епифания, без боярина руки свободнее.
Ночью прибежал с дружиной князь Владимир пронский. От становища Орды до Пронска остался всего лишь один конный переход, дозорные хана крутились под городом, когда Владимир вывел дружину.
Две дружины, пронская и рязанская, вместе. Не ударить ли навстречу? Олега трясло в лихорадке. Помнил он, как изрубили рязанцев Мамаевы воины. В двух дружинах полторы тысячи всадников, разве это сила против двух туменов Тогая?
Ночью прискакали сакмагоны из степей. Они насчитали у Тогая до восьми тысяч сабель. У Тита козельского есть время посадить на коней пахарей и ремесленников, посадский люд. Наберет Тит козельский тысячу всадников, все же две с половиной тысячи копий — это не полторы тысячи.
Били набатные колокола в Переяславле на Трубеже, откликались им колокола на колокольнях в селах и монастырях. Услышали набатный звон в Коломне. От Коломны гонцы гнали коней без передыху в Москву, но не обогнали колокольный набат. Проскакали мимо Бронниц на рассвете под набатный звон, откликались бронницкому набату колокола на церкви Михаила Архангела в Михайловской слободе, что на Москве-реке, а от Михайловской слободы подхватили набат церкви в Коломенском и в Котлах.
Князь Дмитрий и бояре встретили гонцов в гриднице. Гонцы поведали: идет наручатский хаи, ведет два тумена в восемь тысяч сабель. Куда идет? Рязань ли разорять, или и на московскую землю через Оку переступить? Дмитрий расспрашивал гонцов, но они не могли сказать более того, что знали. Не знали они, что князь Олег отводит свою и пронскую дружины к Козельску, открывая путь не только в Переяславль рязанский, но и на Коломну.
Дмитрий метался по гриднице, остановился перед думной лавкой, на которой сидели московские бояре, и спросил:
— Что будем делать?
Молчали. За Рязань не было никому охоты вступаться, а пойдет ли наручатский хан на московскую землю, о том известий не было. Иван Вельяминов наклонился к отцу и шепнул на ухо:
— Воеводу назначал, нас не спрашивал...
Князь остановился перед Василием Вельяминовым.
— Ты старший, боярин, тебе и слово первому!
Вельяминов встал, отирая платком пот со лба. Солнце жгло сквозь слюдяные окна, а боярин в становом кафтане с тугим воротником.
— До Москвы неблизок путь наручатскому хану...— ответил осторожно боярин.
— До Коломны близок! — бросил Дмитрий.
— До Мурома близко... От Мурома до Новгорода Нижнего одним днем доскачут! — вставил слово боярин Морозов.
Дмитрий шагнул к Морозову:
— Что думает боярин? Говори!
— Надо послать в Новгород Нижний! Суздальская дружина да московская...
— Некогда собирать! — оборвал его Дмитрий. Подошел к Андрею Кобыле:
— Что молчишь, боярин Андрей?
— За наручатского хана от Мамая обиды не будет! Надо подсобить рязанцам!
— Против Орды?— дерзко выскочил Иван Вельяминов.
— Против Орды мы не идем, ныне и Орда на три куска раскроена. Посылай, князь, полки в Коломну! Оттуда виднее!— твердо сказал Андрей Кобыла.
— А ты что мыслишь, коломенский тысяцкий?— спросил Дмитрий у Тимофея Васильевича Вельяминова.
— Посылай, князь, полки! Падет Коломна, путь открыт до Бронниц!
— Скорого ответа требуешь, князь!— заметил Иван Вельяминов.— Дело опасное, нельзя в спехе решать!
Князь остановился перед Иваном, наметился было что-то молвить, махнул рукой и, возвысив голос, позвал:
— Князь Волынский! Не по чину ты сел у дверей! Иди в голову боярского ряда!
Боброк встал, медленно шел вдоль думной лавки, не спешил выбрать место. Князь указал ему впереди Василия Вельяминова. Боброк не садился.
Дмитрий сел на отцовское кресло. Надо садиться и Боброку. Он оглянулся на Василия Вельяминова. Боярин сидел не шевелясь.
Князь пристально следил за Вельяминовым.
— Боярин Василий! Подвинься! Большой воевода сядет!
Все трое Вельяминовых встали и пошли из гридницы.
— Боярин Василий! — окликнул князь.— Куда в отход пойдешь? От батюшки ты ушел в Рязань, а от меня в Тверь? Отходи, вотчины твои отпишу на себя.
Василий Васильевич остановился. Остановились Тимофей и Иван.
— Не считайся родом с князем Волынским, боярин Василий. То племя великого князя и короля галицкого Данилы Романовича. И он мой зять! Тысяцких у меня трое, и все Вельяминовы, большой воевода один!
Так с ними и Симеон Гордый не разговаривал. Поняли Вельяминовы; если сейчас уйдут — уходить навсегда из Москвы, из Владимира и Коломны. Вернулись.
Князь объявил:
— Я велю князю Волынскому вести городовые полки в Коломну. Сторожить переправы через Оку!
8От реки Пары до стен Старой Рязани передовые сотни хана Тогая прошли за три часа. Горожане и посадские — все ушли за Оку в лес, спасаться на мещерских болотах. Ольгов Городок разбили камнеметами, а затем зажгли.
Главные силы Тогай перевел через Проню и устремился к Пронску. И Пронск стоял пуст и безлюден. Наручатский хан надеялся собрать хлеб в русских амбарах. Амбары и погреба — пусты. С Пронска Тогай повернул на Переяславль рязанский. Горел Ольгов Городок, горел Пронск, загорелся и Переяславль.
В Коломну ночью вошли передовые сотни московской дружины. Боброк долго стоял на городской стене, всматриваясь, как гуляет далеко в небе зарево, не слабеет, а усиливается и приближается. Угадывалось по зареву, что горит Зарайск.
Ордынские тумены надвигались широкой полосой. К утру заволокло дымом щуровский лес — тумены Тогая подошли к Щурову. Вырос дым вверх по Оке — то занялся пожар в Лопасне. Всю ночь шли через Оку на лодках и плотах рязанцы, растекались за Коломной в лесу. На рассвете возникли на другом берегу ордынские всадники.
Щуровцы решили оборонять крепость. Ворота заперли, вышли на стены, держали надежду на коломенцев. Прискакал щуровский воевода и спросил, будет ли держать оборону Коломна.
— Будем оборонять город! — ответил Боброк.— И вам тож велим!
Щуровский воевода впервые видел Боброка и не ведал, кто с ним говорит, откуда такая уверенность у нового московского воеводы. Попросил отвести его к Тимофею Васильевичу Вельяминову.
— Не нужен тебе Вельяминов! — ответил Боброк.— Ворота не отворять, стоять на стенах!
— Без вас не сдюжим!— ответил с отчаянием воевода.— Примите к себе.
— Ты там нужен. Пусть хан соберет все силы под крепостью! Легче разить будет!
— Так то ж Орда! — с ужасом выговорил воевода.
— Стоять на стенах, ворот не открывать!— приказал Боброк.
Ордынцы покрутились около городка, поскакали к Переяславлю донести хану, что есть на Рязанщине городок, что затворился, стоит и Коломна, а жители из Коломны не разбежались.