Марко рассуждал более мрачно, чем Нифонт.
— Тимур известен и нам, и мы следим за его движениями. Называем его Тимур самаркандский. Возвысившись, он станет противовесом Махмуду, но нет силы в империи, которая воспользовалась бы их битвой и поразила бы обоих, когда они сцепятся меж собой, как тигры перед добычей.
— Рассуждая, как поразить врага, не должны ли мы знать все о нем? — поставил еще вопрос Сергий и сам ответил: — Должны! Так слушайте. Ныне Большая Орда нам не страшна, но соединенный улус Джучи страшен. Мы дали знать заяицкому хану Урусу, что Большая Орда ныне слаба, что моровая язва побила ее коней, и Урус-хан собрал курултай. На курултае он объявил, что идет на ханов Большой Орды, ибо нет среди этих ханов достойного. Так мы ослабим обе Орды. Нашелся, однако, среди эмиров Той-хожа, правитель Мангышлака, и выступил против похода на Большую Орду. Урус-хан отрубил ему голову. Сын Той-хожи, царевич Тохтамыш, бежал в Самарканд к Тимуру. Нам донесли христиане из Самарканда, что Тимур с почетом и любовно принял Тохтамыша. Почему?
— Мы не знаем кипчакской земли, нам неизвестны имена этих диких правителей! — ответил Марко.
— Суть не в именах,— возразил Сергий.— Суть в характерах и интересах властителей. Давайте рассудим: Тимур решил собрать все земли владений хорезмского шаха Мухаммеда, отца Джелал-ад-дина. Откуда грозит ему помеха? От султана Махмуда и из Заяицкой Орды. Кто сильнее? Махмуд сильнее. Но Тимур не может, низвергая Махмуда, оставить за спиной Урус-хана. Вот почему он принял любовно беглого царевича. Что будет, если Тимур пошлет свое войско против Урус-хана?
Нифонт подхватил рассуждения Сергия:
— Урус-хан ослабит Большую Орду, а Урус-хана обескровит Тимур.
Митрополит Алексей перекрестился, Сергий улыбнулся Нифонту.
— В Самарканде и богатых городах за Каспийским морем много христиан. Они веруют втайне, ибо владыки этих земель терзают их. От нас они далеко, с вами рядом. Им нужен пастырь. Сильный пастырь, чтобы сделать едиными их действия. Готовы ли вы, иерархи, слить христиан Востока воедино?
— Для этого мало нашего желания! — ответил Нифонт.
— Христианские купцы в Самарканде имеют доступ к Тимуру. Они знают, как увлечь воителя в поход, чем прельстить государя и толкнуть его на шаг, нужный нам. Им требуется пастырь, чье повеление они исполняли бы, не убоясь смерти.
— У нас есть митрополит! — сказал Нифонт.
— Им нужен патриарх! — ответил Сергий.— По слову патриарха они направят Тимура на Урус-хана и отведут его руку, готовую воссоединить обе Орды и весь улус Джучи. Поразив Урус-хана, куда двинется Тимур? Он двинется на Махмуда и остановит мусульман у врат Царьграда. Кто ж из вас возьмет патриарший посох в руки: митрополит или ты, Нифонт?
— Нифонт моложе! — сказал Марко.
— Нифонт грек, греческой церкви, быть и патриарху греку! — отрезал Сергий.— Вы пришли за милостыней на митрополию и монастырь, мы дадим вам на утверждение патриаршего престола!
7Боброк переводил войско по льду через Волгу на возвратном пути из-под Казани, перевозили на санях тюфенги о два пуда каждый. В это время в долинах Амударьи и Сырдарьи распускались плодовые деревья, цвели сады и оделись разноцветьем луговые долины больших и малых рек. Тохтамыш перевозил войско через Сырдарью на лодках, на плотах. Переплывали воины и, держась за хвост коня, на бурдюках. Тохтамыш красовался на золотистой масти жеребце. Тимур не поскупился отпустить с царевичем из Ак-Орды полный кошун всадников. Тохтамыш умел оценить, каких ему воинов дал Тимур. Несравненна их выучка, несравненно и вооружение. Блистают на солнце железные шишаки, каждый в кольчуге, а отборные «барсы» еще и в панцирях. Тяжелы их копья, остры изогнутые мечи и туги луки. Стрела, пущенная из лука, сделанного хорезмийцами, летит вдвое дальше, чем из ак-ордынского лука, она тяжелее и легко пронзает насквозь кожаный доспех.
Тохтамыш имел известия от верных людей, что он не одинок в ненависти к Урус-хану, есть ему сторонники в Сыгнаке. Царевич Арапша ждет знака, чтобы ударить в спину Урус-хана. Арапша послал гонцов к Мамаю в Большую Орду, чтобы и тот шел на Урус-хана, не бегал бы по степям, как заяц от гончих, а сам гнал бы дичь на охотника Тохтамыша.
Тохтамыш вел войско на Сыгнак. Тимур сидел в Самарканде и мысленно бродил по далеким степям, где шел его кошун в три тумена с Тохтамышем, где выбивали его воины упрямых эмиров из городов, где властвовал всесильный Махмуд. Тимур забирался в своих мечтах на высокие хребты гор, что высились над Дербентом, над воротами в кипчакскую землю. Писцы собирали все известия о соседних землях и составляли чертежи для владыки. Тимур выверял их чертежи по рассказам купцов, что видели реки и горы, долины и города своими глазами и никогда не болтали чепухи, что есть где-то конец света, за которым уже ничего нет. Если бы не родился эмиром, стал бы Тимур купцом, не было для него ничего любезнее, чем думать о далеких землях, бродить по ним в мыслях, а потом идти топтать копытами своего коня.
В безмолвном почтении застыли писцы и рисовальщики земель. Сидели купцы, им почет и уважение. Тимур лежал на ковре, ползал по большому чертежу, нанесенному на огромный пергамент.
Посреди пергаментного полотна, будто вздыбленный конь, закинуло высоко копыта Каспийское море. Две могучие реки из северных земель гонят в него свои воды — Волга и Яик. То струи жизни для правого крыла некогда необъятного улуса Джучи.
Ох и запутана Волга! Кто только не прикоснулся к ее водам! Летописцы рассказывали Тимуру, что история народов, живших на берегах этой обильной реки, уходит в столь далекую древность, что им не дано рассмотреть истоки. Ныне Урус-хан вцепился в берег этой реки.
Купцы из далеких арабских эмиратов говорят, что если бы Волга, Яик, долины Сырдарьи и Амударьи оказались под рукой одного могучего владыки, то такое государство стало бы могущественнее, богаче, чем государство Чингисхана, дало бы благоденствие подданным государя, а имя государя воссияло бы на века как несравненного ни с прошлым, ни с тем, что будет потом. Под единой рукой могучего владыки стали бы безопасны длинные караванные пути, товары поплыли бы по Волге из заманчивых варяжских стран, а из Каспийского моря потекли бы ковры и сладкие плоды на торжища великой Ганзы, торгового союза богатых городов. С севера некому грозить такому государству, ибо в лесах живет мирное племя русов. Воевать их нет смысла, кому радостны густые леса, топкие болота, и лето всего лишь с четверть годового оборота солнца? Три четверти своей жизни русы хоронятся в темных избах, каждый день топят печи и глотают дым. Из избы можно выйти только в меховых шубах, а мороз так крепок, что реки одеваются непробиваемой толщей льдов. Опершись спиной о Джучиев улус, Тимур может устремить своих всадников, свои неисчислимые кошуны в богатую и благословенную Индию тем же путем, коим прошел тысячу лет тому назад великий Александр Двурогий, греческий царь и несравненный воитель.
Палец Тимура оползал Каспийское море, полз вдоль Терека и выходил будто сам собой к Черному морю с богатыми городами Сурож, Судак и Кафа. Купцы осторожны. Они видели, каким жадным пламенем разгораются желтые тигровые глаза Тимура. Арабские купцы с радостью выгнали бы оружием Тимура генуэзцев из Сурожа, Кафы и Судака, паписты и без того разбогатели. Однако, проникнув к Черному морю с севера, не двинет ли Тимур свои кошуны старым путем всех конников с востока через Дунай на Империю и святой град патриархов греческой церкви? Наводя его жадный взор на Махмуда, не открывают ли они ему путь мимо Махмуда на Константинополь? Все восточные владыки рвались к богатствам святого града, не устоит и этот. Потому и остерегали Тимура. Если он двинет свои кошуны этим дальним путем, коим и Ксеркс не решился идти в Грецию, то Махмуду будут отданы на разграбление отчие города в долине Моверенахра. При упоминании Махмуда Тимур хмурился так же, как и при упоминании Урус-хана.