Оставаясь без рисовальщиков и купцов, без эмиров, один на один с пергаментом, Тимур брал сосуд с китайской тушью и тонкой кисточкой, как острие стрелы, наносил на чертеже черные линии стреловидной формы. Эти линии обозначали пути, которыми он поведет свои кошуны на покорение земель вокруг Каспийского моря. Тимуру невдомек, что купцы могли прочертить на его чертеже такие же стреловидные линии будущих его походов, согласовывая свои догадки с его расспросами о городах, о реках и долинах, о направлении караванных путей.
...Тохтамыш не дошел до Сыгнака. Его встретил на пути сын Урус-хана, царевич Кутлуг-буки, во главе полного тумена. Кутлуг-буки и его нукеры шли защищать свой город и свои кочевья. Войско Тимура, отданное под водительство никем не знаемого царевича, шло жечь и грабить. Кутлуг-буки знал это. Он послал вызов Тохтамышу сразиться в смертном поединке перед войсками, дабы не лить кровь воинов, а решить спор один на один. Тохтамыш не мог не принять вызов, взяв под начало чужое войско.
Затрубили трубы, ударили бубны. Тохтамыш и Кутлуг-буки устремились друг на друга.
Удар копья в копье никогда не даст ручательства в победе. Они съехались, нацеленные копья должны были ударить о щиты. Тохтамыш ловким броском ушел под брюхо лошади, и копье Кутлуг-буки пронзило пустоту.
Тохтамыш вздыбил коня, повернул его на задних копытах и кинулся со спины на Кутлуг-буки. Тот едва успел остановить коня, но защитить себя от удара меча не успел. Меч обрушился на шелом, скользнул, ударил в правое плечо и осушил правую руку. Кутлуг-буки уронил копье, преодолевая бессилие в мышцах, потянулся к мечу, левой рукой дернул коня за узду, чтобы уйти от Тохта-мыша. Второй удар падал на беззащитного воина, ибо щитом от меча не заслониться. Меч описал дугу, обошел в ударе щит и пробил кольчугу там, где она смыкается своим высоким воротом с шеломом. Из рваной раны хлынула кровь. Третьим ударом Тохтамыш отсек голову Кутлуг-буки.
Крик в тысячу голосов огласил долину. Без знака и сигнала ринулись ак-ордынцы на пришельцев, обнажив клинки, осыпая врага стрелами. Тохтамыш едва успел скрыться в рядах своих воинов.
Войско Тимура дрогнуло, смущенное яростью противника, Тохтамыш не Тимур — не страшен, а воины Ак-Орды страшны своим безумием. Воины Тимура умели собираться в строй, но были обучены и рассыпаться, как - песчинки бархана от сильного ветра.
...Мамай, спасаясь от мечей Урус-хана, достиг берега Черного моря. Город Кафа стоял на земле Большой Орды. Однако генуэзские купцы выкупили город еще у Узбек-хана, с той поры считали его своей факторией. Мамай пришел в Кафу не случайно. Слыхивал он, что Дмитрий вооружает пешую рать, так на пеших надо иметь пеших. Во франкских странах славилась генуэзская пехота. Вооружены пехотинцы длинными копьями и арбалетами, охотно нанимаются к правителям и королям. Мамай интересовался, сколько можно было бы нанять пехотинцев. Арабские купцы пугали Мамая правителем Самарканда Тимуром и сулили поддержку султана Махмуда, если Мамай двинется через Дербент на Тевриз дорогой Джанибек-хана, в обход Тимуровых владений. А Урус-хану арабские купцы в Сарае рассказывали, как в Кафе нанимал Мамай генуэзских пехотинцев, чтобы бить Ак-Орду.
Новопоставленный патриарх в Иерусалиме неугомонно сеял вражду между мусульманскими владыками.
...Тохтамыш шел к Тимуру с повинной, страшась Тимурова гнева.
— Урус-хана давит Мамай! Плывут к нему корабли с генуэзской пехотой! — так шептали арабские и греческие купцы Тимуру.
Тимур ласково встретил Тохтамыша и дал ему войско для нового похода на Сыгнак.
Сеча произошла на берегу Сырдарьи. И опять побили Тохтамыша.
Царевич Арапша опоздал на этот раз всего лишь на несколько часов. Сын Урус-хана, царевич Ток-таки, встретил тумен Арапши в степи. На каждого воина Арапши приходилось по три воина Ток-таки. Неравная битва, и погибнуть бы Арапше и его воинам, но зело хитер и искусен был Арапша в ратном деле.
Правое и левое крылья войска Ток-таки раскинулись полумесяцем, чтобы охватить в клешни всадников Арапши. Показать спину и бежать — это значило подставить себя под сабли и никогда не собрать рассеянный тумен.
Арапша сжал в кулак свои сотни, выстроил их в глубину до двадцати линий, а вширь в две сотни и кинул в горловину мешка. Крылья Ток-таки разомкнулись в надежде завязать горловину за спиной Арапши, но сомкнулись они в пустоте. Воины Арапши в тесном строю, стремя к стремени, ударили по главным силам Ток-таки, подрубили знамя царевича и умчались в степь. Ток-таки случайно остался жив. Под ним убили коня, конь закрыл его своим телом от копыт всадников Арапши.
...Сергий в Троицком монастыре получил известие, что Тимур, нацеливаясь пройти через Ак-Орду в обход Каспийскому морю и оттуда через Дербент во владения Махмуда, собирает войско для похода на Урус-хана. С другого конца кипчакских степей пришло известие, что Мамай нанял генуэзских пеших воинов.
Еще кипели схватки между разбросанными по степным просторам туменами Урус-хана и Мамая, а Дмитрий, настороженный известием Сергия, повелел собирать городовые полки в Переяславле и сводить туда дружины подручных князей.
Изгнав Урус-хана, не двинется ли Мамай на Русь?
Игнат Огородник тянул обозы с кормлением в Переяславль. Пешие полки сходились между Владимиром и Переяславлем. Князь Дмитрий поскакал в Коломну, дав наперед знать Олегу, чтобы был в Щуровской крепости. Из Москвы в Коломну выехал митрополит Алексей. В охотничьей избе под Коломной, в той самой, где в день свадьбы Дмитрия беседовали три великих князя, встречались тайно Олег и Дмитрий, а с ними и митрополит.
— Приспел час, брат! — молвил Дмитрий.
— Приспел! — согласился Олег и покосился на митрополита.
— Думал и я о том! — ответил Дмитрий на безмолвный вопрос Олега.— И ты, и я, мы смертны! То, что ведомо нам, должен знать и третий! Третьим быть митрополиту всея Руси! Убьют меня, кто оправдает тебя, брат, перед твоими детьми? Вот тебе судья!
Олег опустил глаза. Думал.
— Шли киличеев к Мамаю! Проси, чтобы не тронул твою землю!
У Олега в глазах сомнение.
— Меч поднимают, когда верят в победу! — продолжал Дмитрий и опустился на колено перед митрополитом. Митрополит протянул крест.
— Целую крест, что ни в деле, ни в мыслях не нанесу обиды моему брату, великому князю рязанскому Олегу, не потопчу земли его, не обижу ни его, ни его детей! Малую дочь свою, названную в честь святой Софии, когда возрастет, отдам за сына Олега княжича Федора. На том крест целую!
Дмитрий встал. Олег опустился на колено.
— В мыслях не имею зла брату моему Дмитрию, не трону его отчины, устою перед лестию его врагов, его враги — то и мои враги. Ныне беру на себя манить Орду на московские копья! Сыну моему накажу держаться крепко Москвы! В том и крест целую!
...Тимур сам повел войско на Урус-хана. Разбить Урус-хана — то ближняя цель, дальняя цель — обойти Каспийское море и выгнать Мамая из Сарая.
Куда быстрее примчалась на конских копытах весть к Мамаю, что Тимур вышел со всей своей силой против Урус-хана. Радоваться Мамаю, что его враг будет повержен чужими руками? Радоваться бы! Да вот вопрос, куда повернет правитель Самарканда после того, как низвергнет Урус-хана и сровняет с землей город Сыгнак?
Греческие купцы уверяли Мамая, что Тимур искусен в ратном деле, что он не выступил бы против Урус-хана, если бы не имел далекой цели. А цель его идти на Дербент северным берегом Каспийского моря, иначе не расспрашивал бы купцов о дорогах в степи от Сарая до Тевриза.
Некомат сурожанин и Иван Вельяминов в Сарае на свое повертывали: Урус-хан и Тимур схватятся насмерть, у Мамая руки развязаны идти на Русь. Овладев Русью, ее городами и сокровищами, Мамай оттуда, с северных пределов улуса Джучи, воцарится над Ак-Ордой и Самаркандом. К тому, кто одерживает победы, стекаются воины со всей земли. Орда давно не одерживала побед, коими славен был Бату-хан.