— Зовешь в Заволочье, а сам спустился к Игнач Кресту?
— Сказано, нет туда пути по суху. Надо идти на Белоозеро, а оттуда на Устюг. Когда вскроются реки — плыть по Двине.
Боброк гневно молвил:
— Вольная жизнь — заманчивая забава! Да какая же вольная жизнь русскому человеку под Ордой?
Капуста рукой махнул.
— В Заволочье Орда не добиралась. Гиблые там места для степняков.
— А я думаю, новгородец,— продолжал Боброк,— самая ныне вольная вольность — это Орду бить! Запрятаться медведем в лес, то какая же вольность! А Орду бить — нужна единая сила, а единая сила дается в руки только могучим князьям!
— Князь Сихмеон собирает воинов! — подтвердил Пересвет.— Да примут ли ныне? От Брянска и до Игнач Креста нас ни в один погост не пустили. На Москву идти надо через Торжок и Тверь. Дойти, может, и дойдем, да от московских ворот получим поворот. Все опасаются язвы.
— Потому и тяну к Белоозеру,— сказал Капуста.— Не могла язва забежать в Белоозеро.
Пошли в Белоозеро.
Шли едва притоптанными дорогами, зимними необка-танными тропами, по целине пробивались. Воду добывали из-под льда в речках и в озерах, топили на кострах снег. Железный сшибал дичину из самострела. Коням находили сено в лесных стожках. Погосты и деревни стояли на запоре, нигде не открывали осадных слег, будто вся Русь в осаду села. Встречные на дорогах шарахались в сторону. Долгий и тяжкий путь, ни одной ночи во всю зиму не переспали под крышей. В овины нет нужды забираться в мороз, у костра теплее. Совпало, что в Велик день услыхали колокола белоозерской церкви Пречистой Богородицы.
— Говорил же! — воскликнул Капуста.— Жив город! Сюда не добраться язве.
Поспешили, дабы успеть к утренней службе, а когда вышли из леса, то открылись взгляду затворенные ворота и одинокий пономарь в ряске, сидевший на перевернутой днищем вверх лодии. Пономарь вскочил, завидя всадников, отступил к самой кромке берега. Крестился в страхе.
— Христос воскрес! — поприветствовал Пересвет.
— Воистину воскрес! — ответил пономарь, все еще не преодолев опаски перед пришельцами.
— Как звать тебя, монашек? — спросил Пересвет.
— Не удостоен пострижения. Пономарь я... Крещен Евтихианом. Затруднительно наречен, прозвали меня Мостырем...
— Люди есть?
— Вечор на двенадцать апостолов трое пришли. К заутрени я один остался. Отец Василий ночью преставился. В Велик день счастье помереть, сразу душа возносится в царство небесное...
— Пришли! — мрачно обронил Пересвет. Капуста не поверил, переспросил Мостыря.
— Ужели ты один остался?
— Один как перст... С зимы многие ушли, а те, кто остался, всех под крыльца сразила...
Развели костер. Железный накидал в огонь хвои, снял доспехи отдохнуть и размяться. Мостырю приказали раздеться донага. Разделся. Ряску и лохмоты велели бросить в костер, самому же сквозь огонь прыгать. Железный окурил Мостыря смоляным дымом. Капуста вытащил из торок боярский кафтан и боярские порты из атласа. Дали обрядиться, словно на потеху.
— Жив остался, и быть тебе живу! — объявил наконец Пересвет.— Видишь, рубец у тебя под крыльцами, стало быть, и тебя язва тронула. Боле не тронет.
С Белоозера до Кубенского по суху рукой подать, а из Кубенского по Сухоне прямой путь в Заволочье, в дикие места, куда зазывал Капуста. Рукой подать, да не всяк прямой путь может оказаться прямоезжим. Летом, в сухую пору, не всякий решится пройти этим путем, болотами да дремучими урочищами, весной в половодье ни пешему, ни конному прямого пути на Кубенское озеро нет. Надо выбирать окольный путь, по воде. По Шексне из Белоозера до Волги, из Волги в Унжу, а там недалеко и до Устюга.
Коней расседлали и пустили на волю. Горестно расставаться витязю с конем, да чем их кормить на реке, а по буграм уже пошла густая трава. В ушкуй положили бочонок с квашеной капустой, в рыбацких хибарах собрали запас муки, прихватили сети и соли. Можно плыть.
Поплыли.
По Шексне деревенек не густо насыпано, погостов и того роже. Однажды только увидели девицу у воды, набирала бадейку, завидела ушкуй, бадейку бросила и кинулась бегом в гору, на обрывистый берег.
Задумали пристать у Ярославля. Направили лодку к причалу. На краю причала стражники. Они натянули луки, над рекой разнесся окрик:
— Плыви мимо!
Лодку остановили на стремнине, работали веслами втроем, Пересвет перекликался со стражниками. Пояснили ему, что в городе мор на людей, никого не велено впускать, дабы не затащили с собой язву, и к берегу не велено приставать, а кто с ослушанием, того бить стрелами.