Он рассмеялся. Перепрыгнул через подоконник, подошел к Иде сзади. Она, обернувшись, недовольно нахмурилась:
- Что ты?…
- Ничего… Я почему-то вспомнил знаешь что?… Как мы с тобой в октябре сорок первого в Москве были… Ты… такая же была, как сейчас. Напряженная. Натянутая тетива.
Тогда, в дни паники, охватившей Москву перед лицом стремительно наступавшего врага, Ида подала Чекану отличную идею. В нескольких километрах к северу от столицы они остановили грузовик, ярославскую пятитонку, водителя убили, поставили на машину поддельные номера и стали предлагать беженцам услуги по вывозу имущества из города. Брали не кого попало, а семьи побогаче, с мебелью и коврами. Чем заканчивались для семей такие поездки, объяснять не нужно. Свидетелей не оставляли, на глаза милицейским и военным патрулям не попадались, работали только в пригородах, в саму Москву не лезли. Благодаря этому дела шли более чем успешно. Добытое добро сбывали через знакомого барыгу, осевшего в Дмитрове.
Через две недели «работы» им попался бухгалтер столичной фабрики, явно вознамерившийся удрать из Москвы под шумок вместе с фабричной зарплатой. В туго набитом кожаном портфеле бухгалтера оказалось триста сорок пять тысяч рублей. С такими деньгами можно было смело отправляться куда угодно. И они решили вернуться в Одессу, к тому времени уже занятую румынами. Чтобы не переходить линию фронта, вернулись сложным путем, через Сочи, по Черному морю… И это тоже вспомнил Чекан - грохот воняющего бензином мотора на побитом баркасе, в котором знакомый грузин переправлял их сначала в Крым, а потом в Одессу, удары волн по корпусу жалкого суденышка… И еле слышные из-за грохота слова Иды: «Иди ко мне, мой любимый… Иди ко мне…»
- Да, - глухо произнесла она, отворачиваясь. - Я тоже помню.
- Послушай… А где ты все-таки была эти два года? Ида опустила глаза.
- Меня Академик по своим каналам перебрасывал на Крэсы Всходни… - Она употребила типично польское выражение, так до войны поляки называли территории Западной Украины и Белоруссии.
- Зачем?
- Какая разница? - вздохнула Ида. - Он сказал: «Хочешь снова увидеть его, будешь делать то, что я прикажу». И я… делала.
- Ты с ним жила? - почему-то шепотом спросил Чекан.
Она улыбнулась.
- Нет, что ты… Его это не интересует. Он весь в своей борьбе… Знаешь, я просто поражалась ему иногда, честно. Кругом все ликуют, славят большевиков, немцы только что ушли, везде советская власть, а он, знаешь, как будто ничего не случилось. Как будто на улице… девятнадцатый год. Сказывается старая закалка…
- И где именно ты была? Ида снова вздохнула:
- Да много где… В Несвиже, Докшицах, Плещеницах… Какая разница.
Абрикосы с тупым стуком снова падали в тазик.
Кречетов сидел за столом, разбирая шахматную партию. Он шелестел газетой, где была напечатана схема, и задумчиво шевелил пальцами, глядя на доску. Наконец, сверившись со схемой, осторожно двинул вперед черного слона и в недоумении приподнял брови - ход, видимо, был очень неожиданный. Белые на доске полукольцом охватывали центр его позиций. А этот самый слон рвался вперед, словно желал принять огонь на себя…
В замке заскрежетал ключ, послышались Тонины шаги. Виталий, оставив шахматы, бросился к ней:
- Тонюш, что ж ты со мной делаешь? Первый час. Я же волнуюсь…
- Все нормально. Меня подвезли к самому дому… - Она взглянула в зеркало, поправила растрепавшуюся прическу. - Ненавижу эти сельские клубы. Чуть голос не сорвала… «Два сольди» требовали на бис. И еще «В парке Чаир», хотя я его терпеть не могу…
- Есть будешь?
- Нет. Для нас забили чуть ли не единственную свинью в колхозе… Накормили до отвала. Просто посижу.
Она устало присела на стул, положила рядом большой букет полевых цветов. Виталий опустился на колено, бережно снял с Тониных ног туфельки.
- Ты играешь в шахматы сам с собой? - кивнула она на доску.
- Нет… Это Эйве с Ботвинником играли… В марте, в Гронингене был турнир. Вот, разбираю…
- И кто выиграл?
- Ничья. Но такая, что стоит выигрыша.
- Никогда не понимала, - равнодушно пожала плечами Тоня. - Куклы для мужчин.
Кречетов аккуратно поставил туфли рядом с вешалкой, извлек из ящика мягкие тапочки. Снова присев, натянул их на ноги Тони. Встав, она прошла в комнату и ткнула пальчиком в кожаный портфель, лежащий на столе рядом с шахматной доской:
- А что у тебя в портфеле?
- А что? - лукаво подмигнул Виталий.
- Пахнет приятно, - заявила Тоня.
- Ну вот, а я хотел сюрприз…
Смущенно повозившись с замками, он распахнул портфель перед Тоней. Та заглянула и ахнула. Вынула мешающую добраться до подарка папку, положила ее на край стола и восхищенно взяла в руки красивый флакон трофейных духов «Розенблюме». Отвинтила розовую пластмассовую пробку.
- Виталик, спасибо! Какой ты молодец!… Они мне даже снились…
Она мечтательно втянула аромат роз, раскинула руки в стороны. Папка полетела со стола на пол, из нее высыпался ворох бумаг и фотографий. Кречетов начал собирать их.
- Ой, извини…
- Ничего, - пропыхтел он, ползая по полу.
Не выпуская из рук флакона, Тоня нагнулась и достала из-под стола упорхнувшую туда небольшую фотокарточку. С фотобумаги смотрел на нее холодными, ничего не выражавшими глазами плотный человек в штатском с небольшим шрамом возле виска.
- Интересное лицо, - задумчиво протянула она, пристально рассматривая снимок. - Выразительное… На какого-то американского артиста похож.
- Этот артист - профессиональный бандит и убийца, - хмыкнул Кречетов, осторожно вынимая снимок у нее из рук.
- Да-а? - удивилась Тоня. - А-а… а ты с ним знаком?
- Я? Смеешься?… Мы ищем его уже несколько месяцев…
Кречетов поднял голову и внимательно взглянул в неожиданно побелевшее лицо Тони.
- А что?
- Ничего, - сделанным безразличием покачала девушка головой. - Никогда не видела бандитов… А как его зовут?
- Чекан, - медленно проговорил Виталий.
Тоня быстро встала, нетвердо поставила на стол духи и направилась на кухню. Нервная дрожь, в один миг охватившая ее всю, никак не проходила. И справиться с этой дрожью Тоня тоже не могла… Она взяла стакан, с трудом подняла наполненный чайник, но вода пролилась на стол.
Кречетов обнял ее сзади, ласково отобрал стакан. Она, судорожно дернув плечами, высвободилась.
- А-а… ты уходишь? Ты… по службе?…
- Я никуда не ухожу, - пожал плечами Виталий. - Тоня, что случилось? Тебе худо?…
- Ничего! Ничего…
Он крепко стиснул ее запястья, встряхнул.
- Мне больно, - задыхаясь, проговорила Тоня. Кречетов отпустил ее, протянул стакан. Она начала было пить, стуча зубами о край стакана и вздрагивая, и вдруг резким движением отшвырнула стакан. Он грохнулся о стену кухни, осколки полетели на пол.
- Ты… с ним встречался, - всхлипнула Тоня.
- С кем? - улыбнулся Кречетов.
- С ним!… Ты сказал… ты сказал: «Чекан, мы три года вместе…»
Что-то бормоча, Тоня потерла лоб, оттолкнула руки Кречетова и боком проскользнула мимо него в комнату. Схватила портфель и вывернула его на пол. Полетели бумаги, фотокарточки, выпала пачка новеньких, словно только что из-под станка, красных червонцев.
- Тоня, подожди, объясни - с кем встречался? Где?…
Он осторожно попытался взять ее руку, но она с неожиданным проворством отскочила за стол.