- А теперь слушай сюда, Дава, как говорят в Одессе…
В руках у него оказался тонкий черный шнурочек и мятая книжица, которую майор перевернул вниз заглавием. Пальцы Кречетова проворно начали крутить шнурочек туда-сюда, на мгновенье неуверенно застыли, но затем все-таки довершили начатое. Получился замысловатый, хоть и несложный на вид узелок.
- Вот так… Оп-ля.
Майор помахал получившейся петлей в воздухе. Гоцман взял шнурочек, внимательно разглядывая, потом отдал Виталию.
- Как ты помнишь, петля, которой задушили Родю, пропала. Но узелок я запомнил… Хитрый уж больно узелок был! А у меня в критический момент - фотографическая память… И за этот узелок я и потянул.
Он, словно фокусник, перевернул в руках потрепанную книжицу, показал ее обложку Гоцману. «Узлы Востока». Без автора, без выходных данных.
- Да здравствует библиотека военной прокуратуры Одесского округа… Страничка двенадцать… - Майор быстро пролистал полкнижечки. - Вот, пожалуйста. Это самурайский узел. Называется «Свистящая змея».
На страничке был изображен узел, только что завязанный Кречетовым.
- А теперь извольте взглянуть вот сюда… - Кречетов обернулся к сейфу, отпер его и извлек тонкую картонную папку - личное дело офицера, затребованное из отдела кадров.
Гоцман открыл папку, несколько мгновений разглядывал фотографию, потом перелистнул. Вчитался в короткие машинописные строки, впечатанные в соответствующие места бланка…
«Фамилия, имя, отчество» - Арсенин Андрей Викторович. «Год и месяц рождения» - 19 сентября 1894 года. «Место рождения (по административному делению в настоящее время)» - Смоленская обл., Краснинский р-н, Сыроквашинский с/сов., деревня Красовщина. «Какой национальности» - русский. «Какой язык считает родным» - русский…
- Дальше, дальше листай, - нетерпеливо махнул рукой майор, - шестая страница.
Гоцман открыл страницу 6. «Прохождение службы в РККА». Должность - хирург военно-полевого госпиталя с 14 января 1939 года. Присвоено воинское звание военврач третьего ранга… Военврач второго ранга - 5 мая 1941 года. Подполковник медицинской службы - 18 января 1943 года… 26 января 1946-го перевод из Приморского военного округа в Таврический, в военный госпиталь в Херсоне… До этого вся служба на Дальнем Востоке. Демобилизован в апреле. Давид отлистал на страницу 4 - «Какие имеет ордена СССР, Союзных республик и награды, объявленные в приказах НКО Союза ССР (указать номер и дату приказа)». Наград две - медали «За боевые заслуги», приказ от 18 ноября 1939-го, и «За победу над Японией», приказ от 4 декабря 1945-го…
- А теперь сложи этот японский узелочек с тем, что ты только что прочел, - устало заговорил майор. - С тем, что вся эта катавасия началась с того момента, когда он появился в Одессе. И с тем, что о Роде он знал не хуже нашего… Вышел из кабинета, а через пять минут раздался звонок, и Родя был задушен,
- Но душил-то Лужов…
- Да, но вспомни, что Лужов ведь устроился в конвойные войска одновременно с переводом Арсенина сюда! Ну, пусть округ не Одесский, но Херсон - это ведь рядом. И служит он там буквально три месяца, а потом демобилизуется и подается к нам… А тут у него уже есть сообщник. Случайно, что ли, Лужов попал именно в дивизию, расквартированную в Одессе?…
Гоцман, недоверчиво кривя губы, разглядывал шнурок.
- Ну допустим, шо Арсенин - предатель. Шпион и диверсант… Но он всю войну просидел на Дальнем Востоке. А Академик был в Одессе во время оккупации.
- Во-первых, у меня нет полной уверенности в том, что вот это все - не липа… - Кречетов постучал пальцем по картонной папке. - Скажи, пожалуйста, откуда человек, сидящий всю войну на Дальнем Востоке, знает о каком-то там интенданте Шамине, которого судят на Втором Белорусском фронте, а?… А ведь именно на этом он попытался меня поймать тогда за обедом… Да и попытка эта… нелепая, что ли. Не проще ли было поинтересоваться у меня под каким-либо предлогом, скажем, фамилией прокурора тыла фронта?… И я бы, кстати, ответил - подполковник юстиции Гейтман… А во-вторых… - Майор немного помолчал. - А что, если нет никакого Академика? Нет и не было никогда!… Его же никто не видел… Что, если это всего-навсего легенда, созданная абвером? Ложный след?…
Гоцман снова повертел в руках шнурок и книжицу, отложил.
- Ну а к чему Арсенину было исчезать? Где резон?
- Может, почувствовал, что все идет к развязке?… Гоцман неопределенно усмехнулся, усталым жестом потер грудь.
- Устал. Давай прервемся.
После водки и ресторанного обеда голова была тяжелой, свинцовой. Давид посидел с минуту на стуле, успокаивая сердце и дыша по системе Арсенина. Это показалось ему сначала нелепым. Но он тут же отбросил посторонние мысли, сосредоточился на себе и своих ощущениях. Кречетов, продолжавший листать арсенинское дело, косился на него обеспокоенно, но молчал.
Проходя по коридору, Давид заглянул в свой кабинет, давно уже оккупированный подчиненными. Он, по правде сказать, и реагировать перестал на то, что за его столом кто-то работает. Вот и сейчас Якименко и Тишак, оба серые от усталости, допрашивали двух подтянутых парней в дорогих штатских костюмах.
- Сколько? - пробурчал Гоцман, косясь на задержанных.
- Уже четырнадцать… - безнадежно поднял глаза Якименко. - Только время зря выкидываем! Може, сразу отпустить?
- Допрашивайте! - рявкнул Давид и обернулся к Тишаку: - Леня, Арсенина нашел?
- Нету нигде, - почесал в затылке Тишак. - Я участкового напряг, шоб опросил всех соседей. Пока пусто.
- Давай все дела побоку, займись Арсениным, - приказал Гоцман, - по полному кругу.
- Есть, - удивленно ответил Тишак. - А шо?
- Надо!… Леща, шо там… по отрезанной голове соседа? Сработали?…
Якименко с явным удовольствием оторвался от очередного удостоверения личности офицера:
- Та все ж просто, как моя жизнь, Давид Маркович. Бытовуха… Там человек ездил до сестры, в село, ну и привез кой-чего. А сосед на него - кулак ты, говорит, и сеструха у тебя кулацкая. Надо, говорит, шобы наши доблестные органы разобрались, откуда у тебя такие возможности. А тот в войну был торпедист на подлодке… Парень горячий. Ну, плюс еще старые довоенные счеты. Слово за слово, и… Сам нашел участкового, сам заявил…
- Озверели люди, - помотал головой Давид. - Ладно, я домой.
И он действительно двинулся в сторону дома. На улице Пастера сел в переполненный трамвай, но, проехав две остановки, неожиданно спрыгнул на ходу, умело прячась за машинами, пересек улицу и нырнул в подворотню. Обогнув компанию пацанов, играющих в «пристенок», подошел к закопченному кирпичному брандмауэру, подтянулся на руках и, перевалившись через стену, спрыгнул в соседний двор, приземлившись рядом с двумя коренастыми мужичками, один из которых был на корявом деревянном протезе.
- Слышь, Давид Маркович, - обратился к Гоцману мужичок на протезе, ничуть не удивившись его появлению, - може, ты объяснишь, шо в городе творится такое?… Давеча вон иду по Короленко, вдруг рядом с музеем двое блатных бегут. И за ними какой-то в плаще нарезает… Штатский. А в руках «наган».
- У Тольки младший братан в БАО служит, - поддержал второй мужичок, - так говорит, целых пять «дугласов» поприлетало дня четыре назад, вечером. И на каждом - человек тридцать офицеров. Так их всех по автобусам рассадили и повезли куда-то. Може, они?
- Да шо ты мелешь! - возмутился инвалид. - Я ж говорю - штатский. Станут тебе офицеры за блатными гонять…
- А може, опять война скоро?…
Оба мужичка с тревогой уставились на Гоцмана. Но беседовать с ними у Давида не было ни сил, ни желания. Он двинулся к арке, ведущей на улицу.
В управлении контрразведки Гоцмана долго не принимали. Дежурный лейтенант, сидевший за столом приемной, с явным подозрением косился на его потрепанный черный пиджак и галифе. Похоже, дежурного не удовлетворила даже подлинность предъявленного Давидом удостоверения. А уж то, что от посетителя явственно шибало невыветрившимся запахом алкоголя, и вовсе не лезло ни в какие ворота. Нетрезвых людей Чусов не терпел ни под каким соусом, и это лейтенанту было отлично известно…