Он бросил на меня пристальный взгляд.
– Ты ведь ещё не член партии?
– Пока нет.
– Значит, готовься. Будем твою кандидатуру выдвигать. Негоже таким молодцам в комсомоле перехаживать. Пора расти.
– Спасибо за доверие, товарищ Малышев, – сдавленным голосом сказал я.
Никогда бы не подумал, что предложение вступить в партию вызовет у меня такой отклик. Хотя… наверное, потому что в моём времени как-то не попадались мне на пути те самые настоящие коммунисты, чьи образы были запечатлены в кино.
А для тех, кто сейчас меня окружал, фраза «коммунисты – вперёд» – не была пустыми словами и действительно означала то, что именно ты должен идти в первых рядах: сражаться с врагом, строить мирную жизнь, ловить преступников, в конце концов.
– Нечего благодарить! – улыбнулся тот. – Заслужил!
Правда, потом сменил милость на гнев, когда я достал новый список, подготовленный завхозом, и стал излагать его требования.
Разумеется, и на сей раз мы составляли его по старому проверенному принципу: проси по максимуму, чтобы получить хотя бы по минимуму.
В конце Малышев даже вспотел.
– Быстров, ты не начмил – ты какой-то куркуль! По твоей милости город скоро на паперть пойдёт с протянутой рукой!
– Это случится гораздо быстрее, если вы не выполните наши скромные запросы, – деловито пояснил я.
– Ничего себе – скромные! – возмутился Малышев. – Откуда такие заявочки на двадцать процентов от суммы, изъятой у «Мужества»?! Ты представляешь о каких деньгах идёт речь и какая от них может быть польза государству?!
– Представляю, – важно кивнул я. – Поэтому и прошу всего двадцать процентов. У меня люди копейки получают, семьи кормить не на что. Опять же дыр по хозяйству столько, что диву даёшься, как народ ещё не разбежался! А ведь брать кого-то с улицы и учить – себе дороже. Так что я так… по-скромному.
– Пять процентов! – нахохлился Малышев.
– Пятнадцать!
– Семь!
– Пятнадцать!
– Десять!
– Одиннадцать!
– По рукам, – сдался Малышев.
Он вытер вспотевший лоб.
– Тебе б не в милиции работать, а на базаре торговать.
– И придётся! – запальчиво бросил я. – Если другие требования не удовлетворите – всем отделением на базар уйдём.
– Ты же меня без ножа режешь! – простонал Малышев.
– Так лучше мы – без ножа, чем те, кого мы ловим, с ножом, – резонно заметил я. – С транспортом как вопрос решать будем? С прошлого моего заявления без подвижек осталось.
– Будет! Будет тебе транспорт! – взъярился Малышев. – Последнее исподнее с себя продам, чтобы тебе лошадей и экипажи выделить.
– И овёс! – не преминул вставить я.
Собеседник посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
– Уйди, Быстров! – простонал он. – Уйди, пока я тебя не убил, чем-нибудь тяжёлым!
– Уйду, – согласился я. – Но положительную резолюцию на моё заявление черканите, пожалуйста.
– Нет, я тебя определённо пристрелю, а потом сам застрелюсь, чтобы твой Леонов ко мне не приставал! – загрустил Малышев. – Ладно, давай твои бумаги – подпишу.
Я с максимальной деликатностью положил перед ним заранее подготовленные документы. Разумеется, кое что мы туда включили, действуя исключительно партизанскими методами, только товарищу Малышеву не стоило этого знать.
Покончив с формальностями, мы пожали друг другу руки, и я вышел из кабинета.
За дверями меня ждал истомившийся завхоз, носивший фамилию известного детского писателя. На его книгах я когда-то рос.
– Давай, Житков, действуй, пока начальство не передумало, – приказал я, отдавая бумаги.
Лицо завхоза просветлело.
– Товарищ начальник! Глазам своим не верю! Неужели, выбили всё, что я просил?
– Надо верить своим глазам, товарищ завхоз.
Он чуть ли не вырвал у меня документы и, стартанув как гоночный болид, умчался решать и утрясать все вопросы. Как известно, далеко не всегда положительная подпись начальства как зелёный свет открывает тебе дорогу. Жалует царь, да не жалует псарь. И как раз с таким «псарями» сейчас будет иметь дело мой Житков. Хорошо, что энтузиазма ему не занимать. Волком выгрызет то, что причитается.
Дальше… Дальше я поехал к больнице. Лечащий врач сообщил, что Ремке чувствует себя значительно лучше и, в принципе, на днях его можно выписать домой. При условии надлежащего ухода, само собой.