Вообще, те времена так и можно охарактеризовать-они отличались «вдруг происходящим». Конечно, в основном это касалось чьей-либо жизни — она либо исчезала бесследно вместе с телом, либо покидала его из-за вмешательства из вне нескольких граммов свинца. Вдруг друзья становились врагами, вдруг становились нищими, возмещая убытки или моральные потери крепким ребятам, очень дорого ценящим свои нервы. Вдруг вдова какого-нибудь авторитета становилась женой певца или певец-любовником какого-то антрепренёра. Затмевали все «вдруг» превращения секретарши в главу огромного холдинга или мальчика на побегушках, номинально владевшего фирмочкой, — в миллиардера, а чьей-то жены — в депутата или высокопоставленного чиновника.
Но эти «вдруг» никогда не касались остального подавляющего количества граждан РФ. Здесь «вдруг» только жена могла изменить или водка оказаться некачественной.
Условия жизни не улучшились, забота государства не чувствовалась, инфляция поглощала здоровье, а обещания правительства превосходили только быстро дорожающие продукты. Понятие слова «зарплата», так радовавшее раньше своим приближением, поменяло свое значение и звучало теперь, как «издевательство». Подиумы мод переместились в Госдуму, а честь и совесть — в «дом терпимости».
Укравшие курицу или 5 кг картошки получали срока по три года, вместо трех месяцев, поправляя статистику наказаний, вместо избегающих её бандюков, проворовавшихся чиновников и вечно голодных политиков. Интеллектуальная собственность страны в виде «молодых и талантливых» перемещалась на запад в местечки, подобные «Силиконовой долине», а взамен плавно перемещались интересы западных спецслужб, надежно поселяясь в коридорах власти.
Представители России и бывшие ее граждане, круто влияющие на состояние государства и странно принадлежащие почти одной только национальности, стали завсегдатаями «Бильдербергского клуба». Министерства стали меняться своими назначениями, а то и вовсе своим реальным состоянием издеваться над вывесками входа в свои здания. Названия можно было менять смело, заменяя на выдержки из известного или исторического. Ну, скажем: Минздрав — на «Забудь надежду всяк сюда входящий», Министерство обороны — на «SALEw-скидка при распродаже. Министерство образования — на «спасение утопающих дело рук самих утопающих»… И только за счёт фанатично преданных своему делу людей, перебивающихся с хлеба на воду, страна имеет что-то, что ещё можно восстановить.
Церковь Христова православными общинами прирастала к Телу Господню. Многие растерявшиеся в пустоте духовной вновь по-детски открыли глаза на мир и через проблемы, сложности и невзгоды ощутили поддержку ранее неведомой Силы Царя Небесного. И наполнились храмы, и потекли слёзы раскаяния! Многие ли из рабов и чад Божьих раскрыли своё сердце навстречу любви Божьей или просто предались модному веянию — сие нам не ведомо. Но даже одна настоящая слезинка, выставившего себя напоказ во время службы церковной, и тщеславящегося мецената, губернатора, министра или милиционера, чиновника или преступника, дорогого стоит!
У каждого своя дорога, и всему свое время. И праведный может оступиться, и законченный грешник может спастись, ибо: «В чём Господь найдет нас, в том и будет судить, и праведника, вдруг согрешившего, и грешника, вдруг кающегося». (Архиепископ Сергий Старогородский).
Подобные рассуждения можно продолжать сутками, но книга не о том, а о нашем месте в этом сумбурном круговороте. Какое место в нем занимал я? Мне казалось, что ровно посередине между рвачами наверху и страдальцем-народом. Я был рад, что смог вырваться из безнадёжной беспросветности, но, оглядываясь сейчас назад, в ужасе оттого, каким путём!
Но всё-таки что-то я мог сделать и от чего-то мог удержаться и удержался. «Человек с ружьем» всегда опасен, тем более чувствующий вседозволенность и бесконтрольность. Безбашенная стрельба сдуревших, зарвавшихся представителей всех классов унесла много жизней и испортила многие судьбы. Я же всегда предпочитал уступить обычным обывателям, не отвечать на дерзости, пакости и подлости, если, конечно, это не граничило с личной безопасностью. Я скорее заступился бы за кого-то, ту же униженную женщину или обиженного старика, чем ответил на хамство против себя. И здесь не только играло свою роль воспитание и привитые принципы, но и понимание происходящего в обществе, и жалость к обычным гражданам, которые элементарно могли сорваться только из-за одного вида моего благосостояния, хотя я и старался особо не выделяться. Подобные случаи были единичны, из которых большинство исходило от начинающих бандюшков, поверивших в себя, и которые, видя перед собой длинноволосого, хоть и крепкого парня, старающегося избежать конфликта, с лексикой без ненормативной брани и блатного жаргона, наступали безоглядно. Если не было свидетелей, можно было и проучить. Такие в миг осознавали, что всё же терять им было чего. А с лишними глазами и ушами скандалов я пытался избежать, ибо в моём положении нелегальной жизни подобный риск был просто недопустим. А ведь сколько таких стычек заканчиваются и будут заканчиваться членовредительством, а то и смертью.