- Это выше моего понимания, как может наследник семьи Канти забыть о том, какой сегодня день?!
Едва радужные искорки прекратили дикую пляску перед его глазами, Иньясу смог осторожно коснуться лба, поморщившись от резкой боли, пронзившей лоб точно посредине. Ладонь уже нащупала начавшую вздуваться внушительных размеров шишку.
- Прошу прощения, но... я действительно забыл,- промямлил он, буквально ощущая, как маленькая старушка, с аккуратно уложенными в узел по европейской моде все еще густыми и длинными волосами, нависает над ним, хотя он почти на две головы превосходил ее ростом. Но спорить с бабушкой Индирой не решался даже отец Иньясу. Ответом на его робкую реплику незамедлительно последовал следующий удар, пришедшийся на сей раз по спине. Иньясу только и смог, что охнуть.
- И ты смеешь называться моим внуком?! Идиот, не способный запомнить главные праздники нашей религии. Или ты годишься только на то, чтобы убивать время и растрачивать свои силы в дурацких репетициях с твоей аморальной группой?!
Про себя Иньясу подумал, что хорошо, что в свое время он не сказал, как именно называлась их группа. Тогда гнев бабушки был бы куда сильнее. - Итак, мне нет разницы, я могу продолжать весь вечер, такое право у меня сегодня есть. Как жаль, что праздник Холи только раз в году.
- Хо...- Иньясу лихорадочно перебирал в голове все, что он помнил об этом обычае, что, кажется, он благополучно пропустил последние два раза. Кажется, на этот раз ему было не отвертеться. И то, что он вспоминал, не могло быть утешительным.
По центральным улицам, не замечаемый никем, сливаясь с толпой шел мальчишка, лет пятнадцати. Лоб его пересекала расчерченная разноцветными треугольниками повязка, поддерживающая неподатливые жесткие темные волосы, стоящие ежиком, едва доходящие до плеч. Глаза внимательные и возможно слишком серьезные, вернее сосредоточенные, выискивали что-то одному ему ведомое. Губы парня все время едва заметно шевелились. Если бы кто-то прошел мимо, то он услышал бы только неразборчивое бормотание. Двигался он однако с некой острожной грацией, так, будто привык не к ровной брусчатке или асфальту, а к ходьбе по пересеченной местности. На людей, суетливых, сливавшихся в едином многоцветный водоворот, он впрочем, обращал столько же внимания, как и на несвойственную марту жару. Одежда его, напоминающая своим цветом опавшие листья клена, покроем, а также обилием множества брелоков и подвесок с завязочками и узелками, - одеяния хиппи.
Иньясу проснулся на следующий день. Как только он потянулся, собираясь перевернуться на другой бок, вспоминая, что сегодня суббота и занятия у него в школе начинаются только с обеда, все тело моментально отозвалось болью. Бабушка не жалела вчера сил. Кроме того, со стороны гостиной, куда выходили все комнаты второго этажа доносились все возрастающей интенсивности крики. Насколько Иньясу мог различить в основном они принадлежали его бабушке. Отца, который как помощник посла Индии большую часть времени и так пропадал на посту, конечно дома в этот час уже не было. Спать тут же расхотелось, как только его ухо уловило смысл услышанного. Речь шла определенно о нем. Он понятия не имел сколько сейчас времени, но точно был уверен, что случилось нечто экстраординарное, раз в такой час еще прислуга не носилась кувырком по дому, а шум от перебранки заглушал все прочие звуки, доносившиеся с улицы. Быть может, это было не самое мудрое решение,- выяснить, что же происходит на месте. Но он разумно рассудил, что лучше быть подготовленным, чем оказаться потом поставленным перед фактом того, что ему делать ну никак не захочется. Он понятия, не имел о чем шла речь. Кажется только что бабушка жарко спорила с кем -то да так громко, что он до последнего момента так и не услышал второго более тихого голоса, принадлежавшего как оказалось мальчишке, примерно одного с ним возраста, пока не оказался в кухне в одном полузапахнутом шелковом вышитом зелеными нитями халате, с еще всколоченными волосами. В первую минуту он не знал, что окажется сильнее, возмущение бабушки его видом или все же она вернется к предмету давешнего спора, что здесь шел до него. Мальчишка во всяком случае не был индийцем. Он вообще не понимал, как могла бабушка пустить его домой. Он совсем не походил не то что на представителя высшей касты, да и вообще на того, у кого в кармане есть хотя бы сто фунтов. Скорее он выглядел как тот, кто проделал долгий и нелегкий путь, хотя это и не бросалось в глаза. Не уставшим и неопрятным, просто вокруг него витала аура каких-то невероятных далей, так словно он прибыл с другого конца света. Понятное дело он не застал ту странную и прекрасную эпоху семидесятых, где бал правили те, кого называли хиппи, но он немало знал о них из рассказов Фрэнка, своего приятеля,- тот просто жизни не чаял без этой культуры, которой во всем старался подражать, хотя и безыскусно.
Поколебавшись мгновение, Иньясу вспомнил о хороших манерах. Каково бы ни было отношение к гостю, но бабушка явно не простит ему если он осрамит честь семьи Канти. Иньясу слегка поклонился, сложив ладони, как полагается. Брови мальчишки поползли вверх, но он коротко отсалютовал в ответ.
- Ты, Иньясу, полагаю,- голос его звучал спокойно и уверено. Казалось, он совершенно не обращает внимания на потемневшее еще больше, если такое было вообще возможно лицо бабушки.
- Да,- после некоторого колебания все-таки ответил Иньясу.- Я... могу я узнать, с кем говорю?- На удивление бабушка только всплеснула руками, и гневно отвернувшись, словно ничего не в силах поделать отошла к окну, тем самым будто предоставив своему внуку разбираться во всем самому.
- Значит, это правда, ты ничего не помнишь.- задумчивое лицо мальчишки, казалось, почти таким же темным, как у него самого, но сразу было видно что это всего лишь загар. В этот миг оно омрачилось легким облачком печали.- Я - Мунаре. Если бы ты понимал столько, сколько должен, то помнил бы, что мое настоящее имя - Менре. Но это не важно. Главное, то, в чем, как я думаю, нам не сойтись с твоими родственниками,- несмотря на спокойный тон, Мунаре с легкой опаской стрельнул быстрым взглядом в сторону все так же демонстративно отвернувшейся бабушки, и продолжил.- Я хотел спросить, что ты помнишь о Великом Противостоянии? Правила не слишком изменились. Тридцать участников и три судьи, но в то же время, так как многие были дисквалифицированы двести лет назад, думаю, до последнего момента не будет известно, кто займет их место. Ну, что касается Морриган, то я слышал....
- Остановись! - собственный крик полный отчаяния удивил даже Иньясу, Крик полный непонимания и неверия. Все произнесенное звучало для него полным бредом. Начать с того, что он не понял ни слова от первого и до последнего, хотя сказаны они были на санскрите, который он довольно сносно усвоил за долгие годы нелегкой учебы под бдительным руководством бабушки. Но все эти слова.... - он просто развел руками и так и ответил Мунаре.- Со стороны бабушки послышался сдавленный вздох,- больше она не выглядела такой непреклонной. Во взгляде, что поймал Иньясу скользнуло мимолетное сожаление и сомнение. И это окончательно добило юношу.
- Кто ты такой? Что я должен понимать? Противостояние? Морриган,- это что богиня скандинавской мифологии?!
- Кельтской,- глухо отозвался Мунаре,- тяжелый, полный укоризны взгляд вновь заставил бабушку отвести взгляд. Глаза Иньясу чуть на лоб не полезли. Бабушка Индира...- смущена?!
-Послушайте...
-Иди в свою комнату, Ини.
-Ини? - брови парня полезли на лоб.
Иньясу ощутил, как лицо заливает жаркий румянец. Так его называли только в раннем детстве.
-Но...
Красноречивый взгляд ставших вдруг ледяных бабушкиных глаз не оставлял и возможности возражать.
-Нет, прошу прощения,- Мунаре встал так, чтобы иметь возможность обращаться к обоим собеседникам. - Кажется, я с самого начала поступил не верно. Иньясу Канти,- Мунаре слегка кивнул ему, но при этом по особому коснувшись пальцами левой руки запястья правой. - Госпожа Индира,- на этот раз приветствие было более почтительным. Намного, как с тоской заметил Иньясу. Правда, кажется, бабушке эта разница не показалась столь значительной. Пожав губы, она еще сильнее выпрямила спину, что казалось невозможным.