Публика считала нормальным не только резкие переходы от одного музыкального стиля к другому, но и то, что вперемешку звучали немецкие, французские, английские и американские композиции. В рейнском области, согласно тому же «Артисту», звучали попурри из песенки из оперы «Цампа», импровизации на тему «Риголетто». Попурри могли состоять из отрывков из «Цыганского барона», которые перемежевывались «Баварским маршем», «Катанием на санях по Петербургу», «Алабамской луной» и «Полуночью в Аргоннервальде» («Песня сапера в 1915 году»). Если же корреспонденты «Артиста» проходили по берлинским кафе, то они могли обнаружить и вовсе немыслимые сочетания музыкальных стилей и жанров. При этом сами музыканты полагали, что чем шире был исполняемый ими репертуар, тем более профессиональными и талантливыми они выглядели в глазах публики. Данное утверждение подтверждается многочисленными объявлениями, публиковавшимися в немецкой прессе. Военные оркестры, кроме собственно маршей, предлагали исполнение «духовной музыки», «джазовых композиций» и даже «юмористических песен». Концертная музыка, танцевальная музыка, так называемая музыка настроения — репертуар военных оркестров и музыкальных капелл должен был быть всегда очень широким.
Кроме этого постоянной рубрикой «Артиста» была презентация музыкальных новинок различных жанров. Так, например, в середине февраля 1933 года данный журнал весьма лестно отзывался о композиции англичанина Джона Фудса «Фантазия в стиле негритянского спричуэлса», в которой музыкальными средствами слушателю представлялось возникновение джаза. По соседству с этой заметкой находился не менее восторженный отзыв о попурри из маршей «Заступить в караул!», которое было «в духе времени» составлено «из отрывков дюжины самых убедительных ура-патриотических маршей». Сам автор этих заметок весьма позитивно относился к постоянно растущей популярности военных маршей: «Tempora mutantur — времена меняются. Еще лет десять назад из кафе раздавалась отвратительная четырехтактовая трескотня "Нашей гвардии", сейчас и же извлекаются радостные звуки и пятикратное повторение».
Само собой разумеется, для музыкальных оркестров начала 30‑х годов было характерно использование саксофона. Этот духовой музыкальный инструмент считался неким признаком Америки, то есть был символом современной музыки. До прихода к власти национал-социалистов немецкие музыканты постоянно оглядывались на заграницу, чтобы уловить новые тенденции в эстрадной музыке. В журнале «Артист» имелась даже постоянная рубрика «Зарубежные новости». Именно в этой рубрике в начале 1933 года был напечатан интересный материал, который рассказывал о музыкальном вечере, который проходил в кафе «Академия» в «фашистской Вероне». Как отмечает современный немецкий исследователь Аксель Йоквер, при прочтении данной заметки в глаза бросалось акцентированное внимание, которое уделялось танцевальным и джазовым фрескам, которые были нанесены на стены кафе. Они как бы являлись, с одной стороны, выражением «нового проявления общественной жизни» Италии, а с другой — неких кризисных явлений, некоторого общественного брожения. Сам автор заметки характеризовал данную настенную роспись как «весьма удачную попытку изобразить современную жизнь жителей больших городов, которые оказались зацикленными на эротике и чувственных наслаждениях». Но при этом он был далек от осуждения подобных нравственных установок. Более того, он полагал, что подобное оформление весьма подходило для немецких музыкальных кафе: «Оно порождает веселое настроение, что в наше исполненное ненависти и отчаяния время является очень важным фактором при оформлении музыкальных площадок».
Вероятно, следуя стилю описанных фресок, «Артист» выпустил серию музыкальных плакатов в количестве шести штук. Они распространялись по Германии вплоть до 1934 года. По своему стилю данные плакаты являлись рекламной литографией, которая была исполнена в экспрес-сионистском стиле. На некоторых из них центральной фигурой являлся саксофонист. Кроме этого, нередко мелькало банджо. То есть отчетливо читалось американское культурное влияние.
Между тем передовица вышедшего почти сразу же после прихода Гитлера к власти (30 января 1933 года) журнала «Артист» была весьма неосторожно посвящена «беспорядкам нашего времени», «прочим утешительным потрясениям», которые, по мнению редакции, «могли нанести мощный удар по хорошей музыке». В редакции полагали, что немецкая публика искала лишь «легкую музыку, прежде всего джаз». Тем не менее отмечалось, что в немецком обществе была отмечена тенденция возврата к «доброй старой музыке». Но традиционная мягкая критика со стороны консервативных кругов в адрес современной эстрадной музыки отнюдь не была тождественна националистическим нападкам. Тот же самый «Артист» продолжал рекламировать «серию шлягеров зимнего сезона 1933 года», среди которых были и английские песни, например «Когда играет музыка» («When the Music is playing») и «Свадьба Микки-Мауса» («Wedding of the Mickey‑Mouse»).