– Ты когда-нибудь видела, как сардины идут косяком, Лили? – спросил Дэвон, прервав ход ее размышлений.
– Нет. А на что это похоже?
– Это удивительное зрелище. Рыба поднимается из глубины к западу от Силли [12] и идет вдоль берега огромными стаями. Однажды, когда я был ребенком, такой косяк растянулся от Мевагисси до самого Края Света [13], а это – ни много ни мало – добрая сотня миль. Отец возил меня на него смотреть.
Опять Лили взглянула на него как зачарованная. Впервые Дэвон заговорил с нею о своей семье, о каких-то личных воспоминаниях.
– В такие дни весь город высыпает на берег. Рыбы столько, что вода так и кишит ею, словно вскипает на глазах. А за сардинами охотятся треска и хек, и чайки, и люди. Всех охватывает какое-то безумие. Рыбаки забрасывают сети и с берега, и с лодок… и так по всему побережью. Сардины бьются, пытаются уйти, шум стоит такой, что не слышишь собственных мыслей.
– Когда же это происходит?
– В июле. Сама увидишь.
До наступления июля оставалось всего две недели. Она будет ждать с нетерпением, – Значит, вы здесь выросли? – застенчиво спросила Лили, а про себя подумала, что еще несколько дней назад не осмелилась бы задать подобный вопрос.
– Я проводил здесь часть времени. Приезжал навестить отца. А вообще-то я жил в Девоншире с матерью.
Лили надеялась, что он продолжит рассказ, но Дэвон замолчал, а ей не хватило смелости спросить, почему его родители не жили вместе.
– У вас есть другие братья, кроме мистера Дарквелла? – отважилась она через минуту.
– Нет, но у меня есть сестра. Она живет в Дорсете. Мы редко видимся.
Подойдя к вырубленным в скале ступеням, Дэвон остановился и посмотрел на Лили. Заходящее солнце светило ей в спину, и ее темно-рыжие волосы как будто полыхали дымным пламенем, оттеняя нежный овал лица, а устремленный на него взгляд чистых серо-зеленых глаз был серьезным и немного печальным. Она была обворожительна, и ему расхотелось разговаривать.
Перемена выражения в его глазах встревожила Лили, она лихорадочно начала придумывать, что бы еще сказать.
– А ваш брат… он скоро вернется?
– Да, скоро. Давай спустимся к воде, Лили.
– Но… вы уверены? Вам не следует переутомляться в первый же день.
Он лишь улыбнулся в ответ и, предложив ей руку, церемонно повел ее вниз по крутым ступеням.
Груда зубчатых камней, обнажившаяся при отливе, торчала из земли у подножия крутого утеса. На море была зыбь, мелкие волны прибоя поблескивали в лучах солнца, громадные черные валуны, полузатонувшие в прибрежном песке, отбрасывали длинные темные тени на желтую полоску пляжа. “Мне будет этого не хватать”, – удивленно призналась себе Лили, вдыхая соленый ветер. Признание потрясло ее: ведь она не была здесь счастлива. И тем не менее это было правдой. Никогда ей не забыть величавой, проникнутой угрюмым одиночеством красоты моря и дикой, необжитой земли. Дэвон провел ее по берегу немного вперед и остановился в замкнутом кругу морских скал, высушенных солнцем во время отлива. Море отступило далеко, сейчас они находились на безопасном расстоянии от линии прибоя. Повернувшись спиной к шероховатому, в пояс высотой камню, мужчина и женщина принялись смотреть на воды Ла-Манша. Молчание затягивалось, и Лили украдкой бросила взгляд на суровый и твердый профиль Дэвона, но, как всегда, ничего не сумела в нем прочесть. Он был во многих отношениях человеком странным; предчувствие давно уже подсказывало ей, что он способен причинить ей боль. И все же, когда его не было рядом, она начинала тосковать, а в его обществе чувствовала себя необъяснимо счастливой.
Она смущенно опустила глаза, когда он, повернув голову, перехватил ее взгляд.
– Как вы себя чувствуете? – спросила Лили, стараясь скрыть волнение.